Стивен Эриксон - Врата Мертвого Дома

— Она тебе в матери годится, — буркнул Бенет.

«А ты — в отцы». Но она уже услышала, как изменилось его дыхание.

— Она круглая, и мягкая, и тёплая, Бенет. Подумай.

Фелисин знала, что он подумает, и разговор о переезде не возобновится. По крайней мере, сегодня. Геборик ошибается. Бессмысленно думать про завтра. Только про следующий час, и следующий, и ещё. Выживай, Фелисин, и живи хорошо, если получится. Однажды ты окажешься лицом к лицу со своей сестрой, и тогда даже океана крови из её жил не хватит, придётся удовлетвориться просто всем их содержимым. Выживай, девочка, вот и всё. Борись за каждый час…

Фелисин взяла Бенета за руку, когда они подошли к таверне, и почувствовала, что его ладонь взмокла от пота, рождённого в воображении картиной, которую она ему посулила.

Однажды. Лицом к лицу, сестра.

…Геборик ещё не спал, сидел у очага, завернувшись в одеяло. Он поднял глаза на Фелисин, когда та забралась в комнату и закрыла за собой люк в полу. Она вытащила из сундука овчину и набросила на плечи.

— Неужели ты начала получать удовольствие от жизни, которую выбрала, девочка? В такие ночи я начинаю сомневаться.

— Я-то думала, тебе уже надоело осуждать меня, Геборик, — сказала Фелисин, снимая с крючка бурдюк с вином, и начала рыться в груде полых тыковок, пытаясь найти чистую. — Я так понимаю, Бодэн ещё не вернулся. Кажется, даже такая простая задача, как помыть посуду, ему не по силам. — Фелисин нашла чашку, которая сошла бы за чистую при не очень внимательном осмотре, и выдавила в неё вино.

— Для разнообразия могла бы попробовать просохнуть, — заметил Геборик. — Это ведь уже не первая ночь подряд, я полагаю.

— Не учи меня жить, старик.

Покрытый татуировками жрец вздохнул.

— Худ побери твою сестрицу, — пробормотал он. — Не захотела просто убить тебя. Превратила собственную четырнадцатилетнюю сестру в шлюху. Если Фэнер услышал мои молитвы, судьба Тавор превзойдёт её преступления.

Фелисин выпила половину чашки и посмотрела на Геборика затуманенными глазами.

— Я в прошлом месяце вошла в шестнадцатый год, — сказала она.

Его глаза вдруг показались ужасно старыми, затем Геборик отвёл взгляд и снова стал смотреть в огонь.

Фелисин снова наполнила чашу, а потом тоже подошла к очагу. Навоз в жаровне горел ровным бездымным пламенем. Возвышение, в котором был устроен очаг, было отполировано и наполнено водой. Огонь согревал воду для мытья и умывания, а само возвышение излучало довольно тепла, чтобы прогнать из комнаты ночной холод. Половицы укрывали обрывки досийского ковра и камышовые циновки. Всё строение было приподнято на сваях на пять футов над песком.

Усевшись на низенький деревянный табурет, Фелисин прижала промёрзшие ступни к тёплому камню.

— Я тебя видела сегодня у тележек, — слегка невнятно проговорила она. — Рядом шёл Ганнип с хлыстом.

Геборик заворчал.

— Это их весь день веселило. Ганнип говорил своим стражникам, что отгоняет мух.

— Он рассёк кожу?

— Да, но следы Фэнера хорошо меня лечат, ты же знаешь.

— Раны — да, но не боль… Я же вижу, Геборик.

Он покосился на Фелисин.

— Странно, что ты хоть что-нибудь видишь, девочка. Чем это от тебя пахнет? Дурхангом? Поосторожней с ним. Этот дым тебя уведёт в штольню потемнее и поглубже, чем даже в Глубокой шахте.

Фелисин протянула ему чёрный комочек размером с гальку.

— Я избавилась от своей боли, теперь твоя очередь.

Он покачал головой.

— Спасибо за предложение, но не сейчас. Ты держишь в руках месячный заработок досийского стражника. Я бы посоветовал использовать это для торговли.

Фелисин пожала плечами и положила дурханг обратно в кошель на поясе.

— Всё, чего я хочу, Бенет даёт мне просто так. Нужно только попросить.

— И ты думаешь, что он это тебе даёт бесплатно?

Она выпила.

— Всё равно что бесплатно. Тебя переводят, Геборик. На Земельку. С завтрашнего дня. Больше никакого Ганнипа с хлыстом.

Он закрыл глаза.

— Почему, когда я тебя благодарю, во рту остаётся такой горький привкус?

— Мой затуманенный вином мозг говорит: «Лицемерие».

Она увидела, как кровь отлила от лица Геборика. Ох, Фелисин, слишком много дурханга, слишком много вина! Неужели я делаю добро Геборику только для того, чтобы посыпать ему соль на раны? Я не хочу быть такой жестокой. Она вытащила из-за пазухи еду, которую сберегла для него, наклонилась и положила свёрток на колени историку.

— Утопное озеро опустилось ещё на сажень.

Геборик промолчал, не сводя глаз со своих культей.

Фелисин нахмурилась. Нужно было сказать ему что-то ещё, но память подводила. Она допила вино и выпрямилась, провела обеими руками по волосам. Кожа на голове словно онемела. Фелисин замерла, заметив, что Геборик исподтишка смотрит на её груди — круглые и полные под натянувшейся туникой. В этой позе она простояла чуть дольше, чем было необходимо, а затем медленно опустила руки.

— У Булы есть фантазии о тебе, — медленно проговорила Фелисин. — Её интригуют… возможности. Тебе это пойдёт на пользу, Геборик.

Он рывком сорвался с табурета, так что нетронутый свёрток с едой покатился по полу.

— Худов дух, девочка!

Она смеялась, глядя, как историк откинул в сторону занавеску, которая отделяла его койку от остальной комнаты, а потом неуклюже задёрнул её за собой. В следующий миг Фелисин замолчала и услышала, как старик забирается в постель.

Я хотела, чтобы ты улыбнулся, Геборик, — хотела объяснить она. — И не хотела, чтобы мой смех прозвучал так… жестоко. Я не то, что ты думаешь.

Ведь верно?

Фелисин подняла свёрток с едой и положила его на полку над очагом.

Час спустя, когда Фелисин без сна лежала на своей койке, а Геборик — на своей, вернулся Бодэн. Он подбросил навоза в очаг, двигался тихо. Не пьян. Фелисин задумалась, где же он был. Куда ходил каждую ночь? Самого Бодэна спрашивать бессмысленно. Он мало говорил с другими, а с ней — меньше прочих.

В следующий миг Фелисин пришлось изменить своё мнение: она услышала, как Бодэн тихонько постучал пальцем по перегородке Геборика. Историк тут же откликнулся, говорил тихо, так что слов было не разобрать, а Бодэн что-то прошептал в ответ. Разговор продолжался ещё минуту, а потом Бодэн тихонько хохотнул по-своему и пошёл ложиться.

Эти двое что-то задумали, но Фелисин потрясло другое. Они ничего ей не сказали! Понимание вызвало вспышку ярости. Я им помогла остаться в живых! Я им помогала — с самого корабля! Була права — все мужчины ублюдки, годны только на то, чтобы их использовать. Ну ладно же, сами увидите, как остальным живётся в Черепке, от меня больше помощи не дождётесь. Я тебя ещё отправлю обратно на тележки, старик, клянусь! Фелисин обнаружила, что едва сдерживает слёзы, и поняла, что ничего подобного не сделает. Ей и вправду был нужен Бенет, и она будет платить, чтобы удержать его. Но нужны были и Геборик с Бодэном, какая-то часть её души цеплялась за них, как ребёнок за родителей, отрицала жестокость, которая заполнила весь остальной мир. Потерять это — потерять их — значило бы потерять… всё.