Дэн Симмонс - Илион

В косых лучах света, струящихся из-под потолка, кружились ледяные кристаллики, будто радужная пыль в готическом соборе. Даже сквозь молекулярный слой термокожи Даэмана пробирал озноб; внутреннюю поверхность очков немедленно затянула тончайшая пленка льда.

Спустя пять минут плавающего блуждания по соединенным между собой зданиям астероида друзья наткнулись на первые трупы.

Пол устилали ковры из травы и цветов, как знакомых землянам, так и совершенно неизвестных. Однако все эти растения были мертвы, кроме бурых «ламинарий». Открытые балконы и обеденные террасы, устроенные на тонких металлических столбах, а то и попросту прилепленные к стенам, давали представление о том, что местная гравитация и раньше не отличалась особой силой («одна десятая земной, не больше», по словам старухи). Наверняка «посты» легко отталкивались от пола и взвивались аж на целую сотню футов, не нуждаясь в дополнительной опоре. На многих площадках до сих пор сохранились заиндевелые столы, опрокинутые стулья, висящие в пустоте ковры и мягкие ложа.

И еще – тела.

Сейви, брыкаясь, взлетела на одну из террас. Когда-то постлюди наслаждались тут разными кушаньями, любуясь водопадом, который стекал с балкона, расположенного четырьмя-пятью сотнями футов выше по стене. Струи давно заледенели и превратились в изящное ледяное кружево. Над столами, запутавшись в бахроме плетеных скатертей, парили мертвецы.

Женщины. Почему-то сплошь женщины. Хотя, конечно, разобрать пол этих высохших серых кукол было довольно сложновато.

Следы разложения не бросались в глаза, мороз и упадок давления мумифицировали тела за десятки, если не сотни лет. В самом деле, задумался Даэман, подплыв поближе, как давно эти… существа ходили, дышали, беззаботно реяли в воздухе, прежде чем… Прежде чем что? Молодой путешественник заглядывал в уцелевшие очи женщин, молочно-белые и затуманенные поволокой, словно искал там ответ. Затем, прочистив горло, спросил через микрофон, запрятанный в маске:

– Интересно, отчего они умерли?

– Я думал о том же, – откликнулся Харман, чей ярко-синий костюм резал глаз посреди замогильного мерцания и блеклых тел. – Может, резкая потеря атмосферы?

– Нет-нет, – вмешалась еврейка, пристально всматриваясь в мертвое лицо. – Ни кровоизлияний, ни следов удушья, барабанные перепонки целы… И потом – видите?

Товарищи придвинулись к ней. На морщинистой шее мумии зияла рваная рана. Пальцы Сейви, облеченные в перчатку из термокожи, погрузились до самых костяшек. Даэман брезгливо шарахнулся прочь. На беду, он уже заметил такие же темные дыры на шеях, бедрах и груди у всех остальных трупов.

– Крысы? – подал голос Харман.

– Вряд ли, – отозвалась старуха, изучая каждое тело по отдельности. – И уж точно не следы гниения. Не верится, что здесь и раньше-то водились микробы. Могу поспорить, в кишках у «постов» даже бактерии не водились.

– Тогда что же? – поднял брови молодой спутник.

Еврейка лишь покачала головой и отправилась на другую платформу, где сидела в креслах пара мертвецов с очень широкими ранами на животах. Драные клочья одежды тихонько развевались в ледяном разреженном воздухе.

– Кто-то сожрал их потроха, – прошептала Сейви.

– Что? – беспомощно пискнул Даэман.

– Похоже, все эти люди – постлюди – скончались от одного и того же. Кто-то выгрыз им глотки, сердца и внутренности.

– Что? – повторил мужчина.

Вместо ответа старуха вынула из мешка черное оружие и пристегнула к липучему поясу.

– Я заметила движение. Вон там. – Она махнула рукой, оттолкнулась от стены и, не оборачиваясь, устремилась вниз, к открытой прогулочной площадке в полумиле от зданий с блестящими окнами.

Когда высокий блондин в колеснице уничтожил воздушный шар и поволок гондолу с путешественниками на Олимп, в голове у Манмута забилась одна отчаянная мысль: нужно активировать Прибор!

Да, но как до него добраться? Или до передатчика? Или хотя бы до незрячего друга? Несчастному оставалось лишь крепче держаться за край гондолы, смотреть на землю с двенадцатикилометровой высоты и благодарить судьбу за то, что иониец и все необходимое намертво привязано к днищу.

Ничуть не смущаясь тоннами дополнительного груза, небесная машина преспокойно взмыла над облаками, устремляясь к вершине грозного вулкана. Даже маленького европейца, короткие ножки которого болтались над головой, а пальцы манипулятора вгрызались в жесткий бамбук, восхитил открывшийся вид.

Вулканы остроконечными тенями вырастали из густых облаков, затянувших большую часть небес между вершинами Фарсиды и Олимпом. Малое, но яркое восходящее солнце рассеяло по волнам такой нестерпимый блеск, что Манмуту пришлось откалибровать визуальные фильтры. У края моря Фетиды высился грандиозный колосс Олимпа: внушительные ледяные склоны, уходящие в небо, завершались сказочной зеленью лугов и россыпью лазурных озер.

Колесница резко снизилась, так что моравек разглядел укрытые полумраком четырехкилометровые отвесные скалы у подножия, ниточки дорог и крохотные постройки на тоненькой, в две-три мили, полоске пляжа между золотым океаном и подошвой горы. Чуть севернее выглядывал из воды терраформированный островок, напоминающий голову осторожной ящерицы.

Любитель Шекспира живописал захватывающее зрелище слепому другу по личному лучу. Иониец ответил кратко:

– Звучит премило. Если б еще погулять здесь без экскурсовода…

Манмут спохватился: и в самом деле, что-то он увлекся местными красотами.

Колесница нырнула вниз. За три тысячи километров до заснеженного склона европеец ощутил озоновый шок и перепад напряжения: путешественники пересекли силовой щит.

– Прости, дружище, что вовремя не заметил этого парня, – шепнул Манмут за пару мгновений до посадки. – Могли бы улизнуть…

– Брось ты, – метафорически отмахнулся Орфу. – Даже искушенного знатока прозы нет-нет, да и подстережет эдакий бог из машины.

Приземлившись, великан ухватил бывшего капитана подлодки за шею и поволок его в самое огромное из рукотворных помещений, которое тот видел на своем веку. Навстречу вышли другие боги, они потащили следом помятого ионийца, Прибор и передатчик. Любитель сонетов уже привык думать, что эти существа на колесницах считают себя античными богами и что выбор ими Олимпа вовсе не случаен. Голограммы в бесчисленных нишах только подтвердили его догадку.

Зал начал заполняться. Великан, изловивший моравеков, докладывал о поимке царственному старцу – очевидно, Зевсу, – и лопотал исключительно по-гречески. Когда молодой исполин умолк, его начальник обратился к Манмуту на том же древнем наречии. Маленький европеец ответил по-английски. Боги непонимающе наморщили лбы. Проклятие! Отправляясь в первые плавания на «Смуглой леди», маленький моравек не мог и вообразить, что однажды его существование будет зависеть от такой чепухи.