Ник Перумов - Война мага. Том 2. Миттельшпиль

Даже Вольные, ближняя стража Императора, утратили всегдашнюю бесстрастность. Они давно покинули Круг Капитанов, связав свои жизни и судьбы с владыкой империи людей, и дороги назад не осталось. Кер-Тинор, другие Вольные пробовали применить свою магию, если это только можно так назвать, – безрезультатно. Белая перчатка потребовала слишком высокой платы.

Начальствование над армией принял Клавдий. Проконсул отдавал распоряжения отрывисто и зло, командиры легионов тоже лишь скрипели зубами, когда на не высказанные вслух вопросы: «Ну что там с Ним ?» – Клавдий лишь качал головой.

Тем не менее после победы на Ягодной армия не уменьшилась, а выросла. Многие из сдавшихся наёмных отрядов изъявили желание поступить на имперскую службу. Проконсул не отказывал, но лишь «по рассмотрении» – кто ж станет набирать ненадёжных? Новичков распределяли по уже испытанным когортам со строгим указанием центурионам следить за таковыми в оба.

От Ягодной гряды путь войска лежал на северо-запад. Тракт поднимался, уклоняясь к полуночи, и, оставив позади старые, расплывшиеся Хбертские горы (собственно говоря, давно уже и не горы, а просто пологие холмы), устремлялся прямиком к Мельину.

Здесь лежали коренные имперские земли. Богатые, населённые, с многочисленными городами и баронскими замками. Восточное запустение осталось далеко позади. Лихоимства новоявленной Конгрегации и появление имперской армии вкупе со щедрыми посулами привлекали новых рекрутов – но, похоже, последних, что могла дать эта земля. Слишком много зелёных юнцов и слишком много тех, кого в обычные годы завернули бы со словами: «Да ты, дед, видать, ума лишился. В твои ль лета лагерные частоколы набивать?!»

Но сейчас сгодятся и деды. В крайнем случае послужат смазкой для баронских клинков и прикроют собой настоящих бойцов, как мрачно уронил Клавдий на вопрос консула Гая, командира Шестого легиона.

Всё то время, пока шла кампания на востоке, Мельин оставался единственным по-настоящему твёрдым оплотом Императора. Знать, склонявшаяся на сторону мятежных баронов, естественно, не торопилась возвращаться в дотла сожжённый город, всё ещё являвший собой одну большую стройку.

…Император молча смотрел на бледное лицо своей Тайде. Магия взяла с него слишком большую дань. Совершенно непомерную и неподъёмную. А с запада надвигалась новая угроза, и куда страшнее, чем все мятежники и семандрийцы, вместе взятые. И правитель Мельина не мог не думать – а если отдать всю свою кровь, выжать последние капли из самой тонкой жилки, вспороть собственное сердце – хватит ли этого для того, чтобы покончить с нашествием из Разлома? И не просто покончить, а избыть его навсегда?..

Время уходило вместе с медленно сочащейся из руки кровью.

Что осталось у правителя Мельина? Ничего, кроме армии, готовой сражаться и умирать за него, – но этого мало против напасти из Разлома.

Радуга сделала выбор, хотя, собственно говоря, ей и выбирать не приходилось. Всебесцветный Нерг? Но посланцам Императора уже дали там от ворот поворот. Просить снова? Да, ничего не остаётся. Может, даже отправиться туда лично. Просить, умолять, упрашивать. Встать на колени, если потребуется. Мельин должен жить. Даже если для этого придётся пожертвовать половиной его обитателей. Это факт, не требующий доказательств.

Но до этого ещё надо дожить. Надо дотянуть до Мельина, устроить всё там. Понять, что же именно надвигается из Разлома. Почему, ну почему тот же Нерг… или им на самом деле всё равно , что случится с землёй, на которой возведены их башни? Может, всебесцветные маги давным-давно уже открыли для себя прямую тропку в какой-то иной мир вроде Эвиала, где побывал сам Император? Тогда их спокойствие понятно. Больше того – им интересно , как же на самом деле произойдёт всеобщая катастрофа. Ещё бы – каким магам выпадала столь редкостная удача! Особенно магам, чья специальность – чистое, абстрактное знание, неприменимое в обыденной жизни.

Император сидел, замерев, оцепеневший и неподвижный. На бледном, бескровном лице жили только глаза, они смотрели сквозь плоть привычного, туда, на закат, откуда надвигалась неведомая угроза. И средств, чтобы отразить её, у империи людей уже не оставалось.

Клавдий заставил себя забыться в повседневных делах и заботах большого войска; Император такой возможности не имел. Легионы приближались к Мельину, высланные далеко вперёд дозоры слали сообщение за сообщением, и вести звучали всё мрачней, грозно предвещая наступление последней бури. Запад страны переполняли слухи, один страшнее другого. Люди бежали прочь от Разлома, кто мог – через море, на юг. Когда-то имперская рука дотягивалась и до тех берегов, вассальные княжества и царства платили дань, но с тех пор число легионов поубавилось, императорам хватало неприятностей с Семандрой, а попытка высадиться на юге кончилась провалом ещё при деде нынешнего Императора. После чего его отец – по слову тех же магов Радуги – и начал то злосчастное наступление на Восходном континенте. [4]

«Но Разлом – не моровое поветрие, не военное лихолетье, от него беги – не спасёшься. Можно только наступать. Швыряя легионы без счёта в пасть неведомому врагу, убивая собственную Империю, собой заслоняя ту же злосчастную Семандру… и, возможно, сложится так, что ты, Император, отдашь всё ради победы над Разломом – только лишь затем, чтобы на опустевшие, обезлюдевшие земли пришли захватчики из-за Селинова Вала.

Нет! – кулак Императора врезался в боковину повозки. – Нет и ещё раз нет! Выход должен быть. В своё время удалось предотвратить даже Последние Дни и приход Спасителя. Так неужто не придумаем, как справиться с Разломом?..»

«Ох, не яри себя, – язвительно сказал кто-то. – Может, и не придумаешь. Может, и не справишься. Что тогда? Геройская смерть?»

«Может быть. Но уж точно не жизнь. Не хочу смотреть на последние мгновения мира. Не могу».

…Вечером седьмого дня после битвы армия увидела стены Мельина.

Марш легионов был долог, весна осталась позади, отгорела, погасла; лето надвинулось на поникшие земли Империи, точно косарь на обречённый луг. Император провожал взглядом зелёные рощицы, и молодая листва казалась ему трупной зеленью. Кое-где поднимались озимые, но куда больше полей встречало войско сиротливой, убогой наготой. Поднявшиеся сорняки быстро покрыли некогда жирные пашни, многие дворы стояли разорёнными, брошенными, с сорванными и выпотрошенными крышами. Баронские замки встречали Императора изъявлениями покорности, но большинство крепостей оказалось просто оставлено. Конгрегация зализывала раны, оттянув силы на северо-восток.

…Изъявления покорности от благородных сословий принимал проконсул Клавдий. С квадратной челюстью, краснолицый служака молчаливо и надменно качал головой в ответ на просьбы нобилей припасть к стопам обожаемого монарха.