Алексей Пехов - Ткущие мрак [СИ c издательской обложкой]

— У ловчих свои традиции. Не мне их нарушать. — Он ощутил в словах Нэ нечто похожее на извинение.

— Они убили своих рабов, Катрин. Потому что ты пришла?

— Так они чествуют богов и прогоняют тьму. — Ее голос звучал ровно и равнодушно.

Он хотел сказать резкость, но понял, что его слова не имеют никакого смысла. Они не изменят ни Нэ, которая не остановила ловчих, ни ловчих, которые убили пленников из-за глупой веры. И пленников тоже не воскресят.

— Кто эти боги?

Старуха тяжело вздохнула, указав на женщину с камнем:

— Кандира, богиня смены сезонов. Ибо она умерла и воскресла, и так с приходом каждого года. Она мать надежды, защиты, крова, хранительница очага, опека всех ловчих. Незримая, но всегда возвращающаяся. Поющая песни, решающая споры, способная возродить мир, ибо слово ее — закон. Кандира на старом наречии означает Мокрый Камень. Так они стали звать Нэко после того, как та умерла. Этот, с орлиной головой, Гер’далес. Воин надежды. Тот, кто пришел, когда умерла Кандира, и сражался с тьмой, защищая ловчих. Он погиб в сердце горы, но все еще жив и жестоко наказывает любого отошедшего от пути воина. Ему молятся перед набегами, он смотрит, как молодые юноши становятся воинами, и забирает в свои подземные чертоги всех, чей срок пришел. Такой шлем, в виде орлиной маски, когда-то носил Кам.

Она отвернулась к озеру.

— А третий? — остановил ее Эйрисл. — Тот, что похож на чудовище?

— Тахес-да. Мрак. Огонь. Смерть. Повелитель костей и червей. Ужас. Тот, кто жесток и кого задобрить можно лишь кровью.

— Что означает Тахес-да?

— Рыжеволосый, — неохотно проронила она.

— Тион.

— А кто же еще, — ядовито произнесла та. — Они сражались против него и проиграли. А большинство погибло. Он причина их бед, олицетворение тьмы, повелитель шауттов, тот, кем пугают детей.

— Но задабривать кровью надо не только его.

— Не я установила здесь порядки, парень, — устало ответила Нэ. — Не мне их менять. Ты не знаешь, что такое Катаклизм и что им пришлось пережить, оставшись на поле яростной битвы. Нет. Не думай. Я не оправдываю их. Но судить тоже не буду. У меня другая задача.

— Со мной ночью была рабыня. Я хочу, чтобы ее отпустили и отвели назад, откуда взяли.

Старуха уставилась на него:

— Она избежала смерти этой ночью.

— Этой ночью. Но что будет следующей? Пусть ее отпустят. Если ты скажешь, они послушаются.

— Почему?

— Потому что «аб сионта». «Нэко сионта». Ты та, кто дробит мокрые камни руками. И та, перед кем встают на колени. Исполни мою просьбу.

Старуха поежилась и поплотнее запахнула серую шаль.

— Милосердие свойственно твоему имени. Каждый в жизни должен успеть совершить что-то подобное. Что же. Кто я такая, чтобы мешать добрым поступкам хороших людей? Я прикажу старейшине.

Они выехали на длинной лодке, которой шесть ловчих ловко управляли с помощью коротких весел. Еще одна, нагруженная факелами и провизией, шла следом. Под пронизывающем холодным ветром и песни тех, кто провожал их на берегу, лодки достигли каменной лиловой скалы, и Эйрисл заметил низкую пещеру, над которой были выбиты древние буквы.

— Что написано?

— Дом Гер’далеса. Эта дорога, подземная река, ведет в мрачные чертоги Тропы Любви. В самое сердце гор. Мы будем путешествовать три дня, а потом пойдем пешком. Лодочники же останутся ждать моего возвращения.

И они плыли чередой низких и высоких пещер, залов и проходов, по медленной, теплой воде, зажигая факелы, а потом зажигая новые. Дважды им пришлось выходить, и ловчие переносили лодки на руках через каменистые пороги.

Останавливаясь на площадках, они спали. Дикари боялись мрака, не уходили от маленького костра, старались держаться поближе к Нэ, реально веря, что из тьмы может выйти сам Гер’далес, Кам, и навечно оставить их в этих чертогах.

В один из недней (ибо Эйрисл не знал, какое сейчас время суток), он проснулся раньше всех и понял, что видит в пещере без всякого огня. Словно все в тусклом, очень неровном, скорее угадывающемся, чем реальном свете.

— Странно, что только теперь такое случилось. — Нэ ничуть не удивилась, когда он поделился с ней этим открытием. — Ты тзамас, а они, как и указывающие, прекрасно существуют в ночи. Твой дар хоть и слаб пока, но вполне может помочь своему хозяину в нынешней ситуации.

А после и ночное зрение ему не понадобилось.

Это уже были не пещеры, а жилые помещения, вырубленные мастерами и архитекторами. Их стены, вероятно из-за какой-то плесени, сияли тусклым лимонным светом, в воде вспыхивали белесые искры, и на плеск весел из глубины всплывали большие слепые рыбы, чья чешуя мягко мерцала. Утиные носы тыкались в борта лодок, хвосты громко били по поверхности, поднимая тучи брызг, и местные обитатели, как видно неопасные, поняв, что наверху нет ничего интересного, снова уходили на дно.

Свет их тел истончался, таял и гас, поглощаемый мраком глубины.

Наверху, в залах, на втором ярусе тянулись балконы, висели каменные люстры, а колонны то и дело вырастали тут и там, расширяясь, удерживая каменный потолок.

Две лодки причалили у лестницы, подтопленной водой, и Нэ выбралась на сушу. Один из ловчих протянул Эйрислу мешок из козьей шкуры, с едой, две большие и очень тяжелые фляги воды и вязанку факелов.

— Они тебе ни к чему, — напомнила старуха, когда Эйрисл взял последние.

— Не доверяю магии. Так спокойнее. Возьму несколько.

— Тебе нести.

— Ты знаешь дорогу?

— Отчасти, — уклончиво ответила та.

— Что мы ищем?

— Скоро увидишь.

Он давно перестал удивляться ее нежеланию рассказывать о своих дальнейших планах.

Этот путь вел чередой прямоугольных сырых коридоров, ничем не примечательных, никак не украшенных. Совершенно одинаковых и незапоминающихся. Лишь иногда появлялись ответвления в стороны, и однажды они прошли лестницу, уводящую куда-то вверх и проигнорированную Нэ.

Они вышли в огромный круглый зал без всякого намека на потолок — так далеко он был. Эйрисл понял, что впереди мертвые, за несколько минут до того, как здесь оказался.

На полу, в хаотичном беспорядке, лежали сотни истлевших скелетов, ржавые доспехи и оружие.

— Одна из опорных башен Тропы Любви, — сказала ему Нэ. — Точнее, самое ее основание.

— Там подъем.

— И нам он ни к чему.

Старуха оглядывалась, словно что-то искала. Наконец пошла в нужном направлении и встала над одним из доспехов. Судя по размеру рваной кольчуги, кольчужной юбки, наплечникам, шлему, тот, кто носил это при жизни, был таким же большим, как Нэ. И еще больше. Вместо останков внутри — лишь темное пятно на полу, контур, где когда-то лежало тело.

Эйрисл почувствовал сладкий привкус во рту, и он был… приятен?

— Я…