Генри Олди - Гроза в Безначалье

— Найрит, — уверенно заявил Ушанас, почесав лысину. — Дух хаоса и разрушения. Интересно, что он тут забыл?

— Вот именно, — сомневаясь, качнул головой Словоблуд. — Найрит на Поле Куру? Очнись, дорогой! Скорее уж Джамбхак, дух небесного оружия. Вырвался на волю и шалит… Или Нишачар, Бродящий-в-Ночи!

Ушанас хмыкнул с презрением:

— Какой Нишачар, братец?! День на дворе! А вот Джамбхак — это да, или…

— Или-лили! — вмешался в мудрую беседу Гангея, завороженно следя за схваткой. — Это добрый дядя Рама-с-Топором, вот кто!

Жаль, что Владыка Тридцати Трех и Бали-Праведник, князь асуров, не видели сейчас выражения лиц своих родовых жрецов.

Идущих, так сказать. Впереди.

Презабавное зрелище…

В очередной раз изогнувшись вьюном, демон обернулся и сразу заметил новых гостей. Остановился как вкопанный, не глядя отбил секирой удар копья, направленный ему в живот, и лениво отошел к кромке деревьев.

Тех, что уцелели от «Грохочущих стрел» Прадараны.

Лицо у демона оказалось вполне человеческое: скуластое, с жесткими складками возле рта. На вид можно дать лет сорок — сорок пять, густые черные волосы, едва тронутые изморозью седины, заплетены в длинную косу, в глазах-бойницах медленно гаснут яростные угли — медленно, но все-таки гаснут, оставляя за собой пепел боли и усталости.

Похожий на человека демон гулко вздохнул и опустил к ногам окровавленную секиру. Белый бык на лезвии, шедевр неведомого гравера, отряхнул кровь с косматой холки и беззвучно замычал.

А пятеро воинов увидели свой единственный шанс.

— Уходим! — резко скомандовал самый старший (и явно наиболее опытный) из кандидатов в покойники.

Повинуясь приказу, вся пятерка прикрылась щитами — и десятиногий рак в панцире из дерева и металла, пятясь, отступил к противоположному краю поляны. Вскоре они скрылись в чаще.

Надо отдать кшатриям должное: отступали они в полном порядке, слаженно, и удалились почти что с достоинством — насколько это было возможно в подобной ситуации.

— Надеюсь, зрелище не слишком оскорбило взор моих достойных братьев по варне? — с кривой усмешкой, но вежливо осведомился демон, поведя топором в сторону трупа юноши в кольчатом доспехе.

— Не слишком, достойный собрат, — проворчал Ушанас.

«А если бы я сказал — слишком? — ясно читалось на морщинистой физиономии Acypa-rypy. — Что бы это изменило?!»

— Не слишком! — опомнившийся Гангея уже несся вприпрыжку через всю поляну к демону, с головы до ног покрытому сажей и кровью, и Ганга только тихо ахнула, не успев удержать сына.

— Не слишком, дядя Рама! Ведь ты — добрый дядя Рама-с-Топором?!

— Отец назвал меня Рамой, — буркнул себе под нос владелец секиры, — люди зовут Парашурамой, Рамой-с-Топором, а ты, малыш, только что назвал «добрым»… Будем считать, что я ответил тебе утвердительно.

Гангея почти ничего не понял, но на всякий случай решил, что добрый дядя Рама находится в добром расположении духа.

— Дядя Рама, а можно… — мальчишка с замиранием сердца поднял взгляд на грозного хозяина Курукшетры. — Можно мне подержать твой топор?!

Странная тень промелькнула в глазах аскета-воина. Скользнула змеей, на миг задержалась — и скрылась, затаилась в угольно-черной норе зрачков.

Ох и взгляд был у доброго Рамы-с-Топором, который, по слухам, без колебаний зарубил собственную мать, повинуясь отцовскому приказу…

— Держи, — аскет древком вперед протянул мальчишке окровавленную секиру.

Багряные капли тяжко шлепались в пепел.

— Только будь осторожен: подарки Шивы не годятся для игр. Смотри не поранься!

Гангея едва не уронил бесценное оружие (Рама незаметно прихватил секиру за кисть, подвешенную у наконечника древка), но каким-то чудом удержал. И застыл, восторженно разглядывая редкостное клеймо на плоскости лезвия.

Белый бык, яростно вздыбивший холку, неуловимо напоминал сурового владельца топора.

— Мы скорбим, что оторвали главу отшельников от столь увлекательного дела. — Брихас шагнул раз, другой, остановился напротив Парашурамы и мимоходом носком сандалии отбросил в сторону потерянный кем-то кинжал.

Только сверкнули изумруды рукояти из старого серебра.

— Но мы, двое странствующих брахманов и эта достойная женщина с сыном, проделали неблизкий путь, чтобы встретиться с тобой.

— Видимо, не терпелось обсудить со скромным отшельником святые Веды и вознести совместные молитвы, — глядя в глаза Наставнику богов, в тон проговорил Рама-с-Топором.

Брихас не отвел взгляда. Ушанас подошел и встал рядом. Ганга же предпочла держаться чуть позади, с неодобрением косясь на сына, поглощенного разглядыванием секиры.

— Разумеется, мы с удовольствием обсудим… э-э-э… и вознесем. Но ты прав: мы шли на Поле Куру не только и даже не столько за этим. Думаю, ты уже узнал нас?

— Узнал, — кивнул аскет, и лишь сейчас стало заметно, что вокруг закопченного демона светится еле заметный ореол.

Рама-с-Топором не доверял незнакомцам и не вступал в беседы, предварительно не потратив толику Жара на распознавание собеседника.

— Узнал, и рад приветствовать Брихаса, Повелителя Слов, вместе с многомудрым Ушанасом. Но пусть эта достойная женщина простит бедного отшельника: ее я узнать не в силах.

— Или врожденная деликатность подсказывает тебе, — Ушанас еле сдержался, чтоб не подмигнуть, — что иногда не стоит прилюдно узнавать Гангу, мать рек…

— Текущую в трех мирах, — с поклоном закончил Рама.

— И мы пришли к тебе с нижайшей просьбой, благочестивый Парашурама, — эта фраза далась богине нелегко, но Ганга все-таки произнесла ее. И, выйдя вперед, с достоинством встала подле Ушанаса.

— Я слушаю Наставников и великую богиню. — Узкое лицо аскета по-прежнему не выражало ничего, а голос был под стать лицу — бесцветный и отрешенный.

— Сияет в Трехмирье твоя слава, и недаром, чему мы только что были свидетелями, — вновь заговорил Брихас. — А также вровень со славой стоит аскетический образ жизни и знание боевых мантр, вызывающих небесное оружие.

Маленький Гангея прекратил наконец рассматривать такой замечательный топор и прислушался к разговору старших.

— Насколько мы знаем, доблестный сын Пламенного Джамада, среди смертных нет сейчас воина, равного тебе. Посему мы, все трое, молим тебя: возьми этого мальчика, сына богини Ганги, в ученики и обучи его тому, что знаешь и умеешь сам. Лучшего гуру нам вовек не сыскать. Это не лесть — я говорю тебе правду. Богиня Ганга и Наставник Ушанас могут подтвердить мои слова.

Ганга и Ушанас слегка наклонили головы, соглашаясь.

— Взять в ученики? — задумчиво протянул аскет, дергая себя за кончик косы. — В последние годы меня больше волновало исполнение клятвы над могилой отца — и кшатра платила долг с лихвой. Убийце не до учеников. Но жизнь — такая забавная штука… Мне надо подумать. Кстати, а кто отец этого мальчика? — вдруг, безо всякого перехода, быстро спросил он.