Генри Олди - Гроза в Безначалье

— Вот это точно, — расстроенно пробормотал Гангея и, велев дружинникам отблагодарить пастухов, пошел прочь.

…Настроение было испорчено окончательно. Влюбленная якшиня — и та небось давным-давно забыла о нем! А ведь когда собирался в путь — радовался, предвкушая не столько удачное сватовство в пользу отца, сколько встречу с матерью и учителем. И вот — на тебе! Сговорились они, что ли?

Скользкое предчувствие шевельнулось в душе Гангеи. Так глубоко, что царевич даже не мог с уверенностью сказать: действительно ли в душе что-то двинулось — и вообще, ЕГО ли это душа?!

Оставалось последнее, весьма важное дело, ради которого он, собственно, и приехал на Курукшетру. Прочь мрачные мысли! В конце концов, ничего особенного не случилось: мать-богиня радует своим присутствием Первый мир, отшельник-учитель отправился в паломничество, жизнь идет своим чередом, и нечего стоять столбом на обочине, если хочешь преуспеть!

Пора заняться делом: красавицей рыбачкой, по которой сохнет правитель Хастинапура, и ее папашей, счастливейшим из служителей сети и невода.. Гангея был уверен, что его молодой напор и умение объясняться с местными на привычном им языке быстро приведут к успеху.

Хорош Шантану — на слоне приехал! Небось у будущего тестюшки язык отнялся, запамятовал, с какой стороны рыбу чистят, где уж тут соглашаться или отказывать!

Завтра…

Коряво сбитый, но устойчивый плот-паром уверенно пересекал Ямуну в узком месте, следуя вдоль натянутого над рекой каната. Канат был хоть и толстый, однако уже порядком разлохмаченный. «Того и гляди лопнет», — подумал Гангея, однако особо беспокоиться не стал. Ни ему, ни его людям, ни даже лошадям обрыв каната не сулил больших бед. Ну, придется потом добираться лишних пол-йоджаны по берегу, в крайнем случае — искупаются! Крокодилов здесь отродясь не было, это дальше, у слияния Ямуны и матери-Ганги…

Дважды переправа прошла удачно — глядишь, и впрямь судьба Троицу любит!

Лошади с испугом косились на воду, тревожно ржали, били копытами в дощатый настил, заражая волнением равнодушных мулов, и людям с трудом удавалось успокоить животных. Однако противоположный берег был уже близко. Паромщик швырнул веревку рыбакам, зашедшим в кровь Ямуны по пояс, и те проворно привязали конец к росшей у самой воды ольхе-старице.

Первым делом вывели лошадей — ощутив под ногами твердую землю и награжденные презрительным фырканьем мулов, они сразу успокоились. Следом вручную скатили последнюю колесницу, рыбаки уже тащили с парома остальную поклажу, надеясь на подачку, а Кичака отчаянно торговался с паромщиком из-за ломаного медяка, ибо был человеком не только преданным, но и бережливым.

Гангея повел плечами — жест вызвал потрясенный гул среди рыбаков — и привычно крутнулся на носках, оглядываясь по сторонам.

— Ну что, труженики бредня, владыки тридцати трех желтопузиков, кто тут у вас старший? — поинтересовался он, смеясь.

Настроение с утра было хорошим и располагало к забавам. Рыбаки переглянулись: к ним ли обращается молодой кшатрий?

— Я староста здешнего поселка, господин мой, — вперед бочком выбрался детина лет сорока с лишним, обезьяньи лапы смельчака вызвали бурную радость Кали и поток воспоминаний у наследника.

— Юпакша! — обрадовался Гангея, хлопая по спине старого знакомца. — Узнаешь?!

— Никак нет, господин мой, — твердо ответствовал Юпакша, едва не упав от ласки гостя. — Не припоминаю.

— Ослеп? Память отшибло, страж тропы?!

— Не то чтобы отшибло, — бородища Юпакши встопорщилась самым почтительным образом, — а просто гадаю: можно ли припоминать? Не ровен час рубанет крохобор-десятник за грешное словцо — а у меня шея своя, не купленная… Одна у меня шея, как ученик у Рамы-с-Топором, отца нашего!

— Ох, дождешься, что я тебе сам шею сверну! Ладно, пошли, отойдем в сторонку — потолкуем по душам…

И Юпакша послушно двинулся следом за сыном Ганга в указанную сторонку, где оба и расположились прямо на траве, в тени вечнозеленой бакулы.

— Слушай, Юпакша, ты наверняка должен знать: на днях в ваших краях побывал мой отец, раджа Шантану (староста поспешил прижать сложенные ладони ко лбу). Сватался к местной красавице — и, представляешь, радже было отказано!

Юпакша молчал, разглядывая носки стоптанных сандалий.

— Достойный брахман из свиты отца поведал мне, что отказал царю некий Индра рыболовов и так далее, отец строптивой девицы. Не знаешь ли ты…

Гангея говорил все медленнее, и по мере того как страшная догадка змеей вползала в его голову, лицо наследника наливалось дурной кровью. Оборвав вопрос на середине, он встал и повернулся к брахману-советнику — тот сидел в колеснице и внимательно следил издали за разговором.

Старец лишь сокрушенно всплеснул прозрачными ручками: увы, мой принц, это именно так!

— Ты приехал убить меня? — помертвев, еле слышно бросил Юпакша.

— Я? Нет… То есть да… То есть следовало бы! Отказать радже… Погоди, Юпакша! Значит, красавица рыбачка — это твоя приемная дочь? Сатьявати?!

— Да, мой господин, — коротко ответил староста.

Некоторое время Гангея сидел молча, пытаясь осмыслить услышанное. Громко стрекотали цикады в пыльной листве бакулы, с берега доносились голоса сельчан и дружинников, уже приступивших к установке шатров, где-то мычала корова, требуя дойки или водопоя…

Наконец разброд в душе поутих, и язык бросил притворяться гнилой колодой.

— О тигр рыбьих потрохов, — вкрадчиво поинтересовался наследник, — в чем кроется причина твоего отказа? По моему скудному разумению, такое родство — величайшая честь для тебя и твоей дочери! Или я не прав?

— Тысячу раз прав, мой господин! — староста с трудом подбирал слова, хрипло продавливая их через сито непослушного горла. — Но моя дочь — не просто черная девка, какую можно кинуть в постель раджи на забаву! Даже если этот раджа — великий Шантану, владыка Города Слона! На Сатьявати лежит благодать Спасителя, божественного мудреца Парашары (Гангея едва заметно усмехнулся), подвижник наградил мою дочь ароматом сандала и… Ей предначертана особая судьба!

— Особая?

Гангея плохо понимал, что сейчас говорит в нем: желание угодить отцу, вчерашняя обида, уязвленная гордость или тот зверь, что рычал от счастья в челне над покорной самкой?! Или ревность?

Или-лили…

— Стать женой раджи Шантану — это, по-твоему, не особая судьба для рыбачки-приемыша? Отвечай!

— И снова ты прав, сиятельный царевич, но… Именно ЖЕНОЙ, а не наложницей! — твердо закончил Юпакша и с вызовом взглянул в лицо Гангеи. — Не в этом судьба избранницы Спасителя!

— Вот даже как? И откуда же тебе известна ее судьба? Ты святой мудрец? Провидец?! Воплощение всей Тримурти разом?!