Генри Олди - Сеть для миродержцев

- …знанию дел мирских! По силе подвижничества и чувству благодарности, по опытности в политике и обузданию своих чувств!..

- Добродетелей! В отношении всяческих добродетелей! Всяческих…

- Боги! Боги ослепили Панчалийца, лишив разума!

- Как Индра среди Благих, как Лучшенький среди брахманов, Варуна среди божественных братьев-Адитьев, как месяц среди звезд!.. среди звезд… среди…

- О безупречный!.. тигр среди лю…

Крики-брызги, искрящийся поток славословий, златотканая парча почета, не касаясь Дроны, не затрагивая его души, погруженной в самую себя, они вертелись вокруг в искренней пляске, словно замужние женщины, когда их приглашают танцевать перед старшим родичем или другом дома, дабы передать ему долю счастья. Вот оно.

Дом. То место, куда стоило идти, дом, в котором стоит жить. Дом, обитателей которого надо сделать счастливыми, дом, за который-стоит рвать глотку негодяю, пришедшему с острыми стрелами или пламенным факелом, дом…Дом, где Закон соблюден, Польза несомненна, а Любовь жива.

Впервые за тридцать пять прожитых лет Дрона почувствовал себя дома, и не слова Грозного или уважение знати были тому причиной.

Причин не было вообще.

Это самое главное. Дом не требует объяснений, почему он - дом.

В возникшей сумятице и галдеже Брахман-из-Ларца, погруженный в раздумья, не обратил внимания, что кудрявый Арджуна вдруг вскинул голову, словно услышав чей-то недоступный другим призыв.

Мальчишка живо огляделся по сторонам и поначалу нерешительно, а потом уже более уверенно направился к жертвенной стеле, накрытой двускатной крышей, что воздвиглась подле ближнего павильона. Стелу украшал превосходный барельеф: четырехрукий Вишну восседает на голове кобры в свободной позе "сукх-асана", правая нога свисает вниз, а левая согнута в колене, и на ней сидит Лакшми, богиня Счастья, с водяной лилией в руках, обнимая супруга за плечи.

Сам же Опекун Мира в верхней паре рук держал обычные диск и раковину, нижней правой выражал "Наделение Дарами", нижней же левой он попросту обнимал любимую жену за талию.

Мальчик подошел к стеле вплотную, внимательно глядя на изображение бога, и бдительной няньке вдруг показалось: глаза каменного Опекуна ожили, став влажными, мягко засветились изнутри неземным голубоватым светом, а правая нога расслабилась и провисла еще ниже, выйдя за пределы стелы.

Женщина не поверила своему собственному зрению - и, в общем, правильно сделала!

Арджуна прижался к рельефу щекой, слабо откачнулся назад, как если бы обжегся, Серебряный ребенок сдвинул густые брови, вслушиваясь в то, что говорил ему неслышный для прочих голос… Наконец он радостно кивнул, торопясь поднес ладони ко лбу и, отвесив поклон, вприпрыжку побежал обратно.

- Дядя Дрона! Дядя Дрона!

Скользким угрем прошмыгнув на четвереньках между ногами собравшихся, Арджуна вцепился в подол одеяния Брахмана-из-Лдрца. Дергая мочальную ткань, он изо всех сил старался перекричать взрослых и собственных братьев, которые приняли самое живое участие в столпотворении, мальчишка из кожи вон лез, и сын Жаворонка наконец обратил на него внимание.

- Дядя Дрона! А ты… ты будешь меня учить?!

- Конечно, буду, маленький герой! Слышал, что сказал твой прадедушка Грозный? - Слышал! Я слышал! Только ты это… я буду самым лучшим, только ты… ты люби меня больше всех, вот!

- Люби меня больше всех… - беззвучно повторили сухие губы Дроны.

Бронзовое зеркало отразило тайный призыв. Произнесенный единственно верным образом. Нянька еще раз проморгалась: ей почудилось, что живой Опекун Мира с рельефа тихо смеется, глядя на окаменевшего Брахмана-из-Ларца.

А Дрона чувствовал, как его глаза светлеют, светлеют навсегда, и в них отражается хлопковолосый мальчишка, крохотный герой, святой символ дома, счастья, покоя…

Мальчик с лицом юного Громовержца.

Серебряный Арджуна.

Тот, ради которого Дрона пойдет на все.

- Да, малыш. - Сын Жаворонка подхватил ребенка на руки, и Арджуна зашелся блаженным визгом. - Я буду… я буду любить тебя больше всех! Клянусь раковиной Опекуна, буду! И ты станешь самым лучшим! Станешь! Клянусь!

- Я самый лучший! - Лицо четырехлетнего царевича запрокинулось к небу, и казалось, Лучистый Сурья на миг замедлил бег своей колесницы, вслушиваясь в звонкий крик:

- Я самый лучший! Самый!..

Облачко набежало на лик светила, клочьями вуали оседая на диадеме Сурьи, и тень легла на Брахмана-из-Ларца с малышом на руках.

Холодная тень.

А Вишну с каменной стелы все смеялся, по-хозяйски обнимая бессловесное Счастье…

- Вон твой жених, - сказал Крипа сестре, которую только что выпустили с женской половины дворца, где содержали под домашним арестом.

Он отер мокрый лоб и добавил:

- Хвала богам, все обошлось наилучшим образом…

Крипи шагнула вперед, став рядом с братом, и всмотрелась пристальнее.

Она была немолода и некрасива. Назвать ее уродливой или старой язык не поворачивался, но они были близнецы, Крипа и Крипи, и этим все сказано. Низкорослая, узкобедрая, широкоплечая, с сухими руками, перевитыми узлами мышц, с плоской грудью и резкими чертами лица - тридцатипятилетняя Крипи и впрямь походила на мужчину.

Даже двигалась по-мужски: враскачку, размахивая при ходьбе руками, кожа на которых загрубела от ударов тетивы.

Весь дворцовый антахпур был счастлив, когда от них забрали это бешеное создание.

Особенно радовались охранники: все время они до одури боялись, что Крипи озвереет от скуки и кинется на прорыв, а у охранников семьи, у охранников дети, и оставлять их сиротами…

- Вон твой жених, - повторил Крипа, и сестра приложила ко лбу ладонь, всматриваясь из-под мозолистого козырька.

- Этот старик? - спросила она.

- Какой старик?

- В мочале. Ну, тот, сероглазый…

- С каких это пор он сероглазый?! - возмутился Крипа. - Ослепла?! Черные у него глаза, черные как смоль! И вовсе он не старик! Наш с тобой ровесник… даже месяца на четыре моложе.

Сестра не ответила.

Как раз сейчас седой брахман с морщинистым лицом повернул голову, и его серые, с каким-то стальным отливом, внимательные глаза остановились на женщине.

И Крипи задохнулась - Дрона смотрел на нее так, словно сотню раз видел ее во сне, лишь сейчас сумев встретить наяву.

Поставив счастливого Арджуну на землю и не обращая совершенно никакого внимания на окруживших его людей, сын Жаворонка пошел к своей невесте - Крипи смотрела, как он идет, и седина или морщины с этого момента были не значительней снежинки под солнцем.

Даже проведи она тысячу лет в воинских упражнениях, которые до сего дня составляли смысл ее жизни, никогда, ни при каких обстоятельствах Крипи не научиться двигаться так, как двигался маленький брахман.