Вонда Макинтайр - Путь домой

Больше всего Джим переживал за Маккоя. Каково бы ни было влияние сеансов мелдинга на Спока, силы Маккоя таяли с каждым разом всё больше и больше.

Заслышав над головой скребущие звуки, он отступил назад и, задрав голову, взглянул вверх.

– Кто там? – спросил он.

– Это я.

– Боунз? Как ты? – Подтянувшись, он выбрался на крыло. Джим напряжённо ловил любые странности в поведении Маккоя, хотя и старался не подавать виду.

– Т’Лар говорит, что Спок не нуждается в дальнейших сеансах мелдинга, – сказал Маккой, не оборачиваясь. Отступив на шаг, он окинул свою работу критическим взглядом и нанёс завершающий мазок кистью.

Джи заглянул доктору через плечо. Маккой закрасил клингонское название и чуть повыше вывел: «H.M.S. Bounty».

– Мы ведь не хотим, чтобы кто-то подумал, будто это был корабль клингонов, верно?

Джим издал смешок.

– У тебя своеобразное чувство юмора, Боунз. [1] 28 апреля 1789 года на британском корабле «H.M.S. Bounty», шедшем с острова Таити в Англию, вспыхнул бунт. Бунтовщики высадили капитана и ещё 18 человек в шлюпку, вернулись на Таити, а позднее основали колонию на острове Питкэрн. Одного из мятежников звали Маккой. Помните, у Джека Лондона «Потомок Маккоя»? Капитану со своими людьми удалось добраться до цивилизации.

– Джим, по-моему, мы уже достаточно тут проторчали. Ты как считаешь?

– Достаточно – не то слово. Слишком долго. – Он положил руку на плечо Маккою. – И у каждого было достаточно времени, чтобы обдумать своё решение. Сегодня вечером мы устроим голосование.

Они спустились вниз. На верхней ступени Джим набрал в грудь воздуху, выдохнул и шагнул внутрь корабля. Жара мгновенно окутала его. К вечеру температура опустится почти до терпимой. Джеймс Кирк привык к точно отрегулированным условиям внутри корабля. Бывая на Земле, он жил в Сан-Франциско – городе с умеренным климатом.

– В жизни не привыкну к этой вони, – сказал Маккой.

От жары едкий, чуть горьковатый запах непривычных материалов чувствовался особенно сильно.

– Не так уж это и страшно, – ответил Кирк. – Ты никогда не был так уж чувствителен к непривычным запахам.

– Только не надо мне говорить, как я изменился, Джим, – проворчал Маккой. – Я не хочу больше об этом слышать. – От его хорошего настроения и следа не осталось. – Мне надо кое-что сделать в медотсеке. – С этими словами он исчез в другом конце коридора.

Джим направился на мостик. Отличий от «Энтерпрайза» здесь было гораздо больше, чем сходства. Кирк и его офицеры устроили себе ускоренный курс какого-то странного диалекта клингонского, на котором были сделаны надписи. Тут и там были приклеены куски клейкой ленты с поясняющими надписями. Примечания Чехова были на русском. Зулу делал надписи на трёх разных языках, только один из которых использовал латинский алфавит.

Сев на место Ухуры, Кирк просмотрел её записи, сделанные на стандартном языке, и включил систему связи.

– Вулканская контрольная станция.

– Говорит Джеймс Кирк. Прошу канал связи с Дельтой.

– Каналы связи блокированы сильными помехами. Пожалуйста, попробуйте позднее.

Джим тихо выругался. Все попытки связаться с Кэрол Маркус были тщетны. Возможно, она не желала разговаривать с ним от горя или гнева. Или того и другого вместе. Он вспомнил, что она сказала ему, когда он и Дэвид впервые встретились: «У тебя свой мир, у меня – свой. И я хотела, чтобы Дэвид был в моём мире».

Её желание было понятно и оправдано. Мир Джеймса Кирка был необычен и полон опасностей. В поисках необычного Дэвид столкнулся с опасностью. И был уничтожен ею.

Джим завидовал Кэрол за то, что она знала мальчика. Как изменилась бы его собственная судьба, знай он о Дэвиде и имей возможность быть частью его детства? Но ничего этого не случилось. Он не знал Дэвида ребёнком; взрослым же его никто никогда не узнает.

Джим дорожил немногими воспоминаниями о самоуверенном, умном, порывистом молодом человеке, который был его сыном. Он оплакивал смерть Дэвида и всё, что было утеряно вместе с ним.

Когда солнце скрылось окончательно, Джим прочистил горло, расправил плечи и встал. Легче всего – целиком уйти в собственное горе. Но у него есть долг – пусть даже это означает, что ему придётся вести своих друзей навстречу концу их карьеры, если не хуже.

Спустившись наружу, он стал ждать, пока соберётся команда погибшего «Энтерпрайза».

Первым появился Монтгомери Скотт. Выглядел главный инженер измученным. Он вообще был сам не свой после гибели «Энтерпрайза» – да и остальные тоже, но на Скотта последняя миссия подействовала особенно сильно. Он потерял своего племянника, Питера Престона, погибшего, когда корабль атаковал Хан Сингх. Потом он потерял свой корабль. Скотт стал главным инженером «Энтерпрайза» ещё раньше, чем Джим стал его капитаном, и продолжал оставаться им, когда Джим получил чин адмирала и был переведён в штаб. Джим не мог сосчитать, сколько раз Скотт вытаскивал из невидимой шляпы механического или электронного кролика и спасал корабль от верной гибели. На этот раз Скотт не просто не сумел спасти корабль. Он способствовал его уничтожению.

– Добрый вечер, адмирал, – сказал инженер.

– Привет, Скотти. Не заходи пока. Сегодня будет голосование.

– Хорошо, сэр.

Они подождали ещё. Павел Чехов и Ухура подошли вместе. Подходя, Павел Чехов, самый младший их всех по возрасту, отпустил очередную шуточку про службу на космических рудовозах. Вечерний ветер ерошил его тёмные волосы. Ухура, по обыкновению собранная и невозмутимая, сумела изобразить улыбку.

– Сегодня мы будем голосовать, – сказал Джим. Пожалуй, рудовозы – это ещё лучшее, что их может ждать. Даже неунывающий юмор Чехова заметно сник.

Что до Ухуры, Джим не мог сказать, что она чувствует или думает. За все три месяца их пребывания на Вулкане она не выказала ни малейших признаков уныния или подавленности. И не однажды её спокойствие и уверенность не позволяли другим пасть духом.

С другой стороны бегом приближался Зулу. Его намокшие от пота волосы прилипли ко лбу.

Ради того, чтобы помочь Джиму выполнить просьбу Сарека, молодой капитан пожертвовал большим, чем все остальные. Останься он на Земле, у него был бы теперь свое корабль. Из-за Джеймса Кирка капитаном «Эксельсиора» был назначен другой. Но Зулу ни единым словом не выразил, что сожалеет о своём выборе.

Во время их вынужденного пребывания на Вулкане Зулу занялся местными боевыми искусствами. И теперь при его приближении Джим заметил у него на руке свежий синяк. Вулканцы считали этот вид единоборства созерцательным. Джим, однажды понаблюдав за тренировкой, счёл его грубым. Заботясь о своём офицере, Джим месяца два назад порекомендовал ему побольше отдыхать. В ответ Зулу в самых учтивых выражениях порекомендовал адмиралу заняться собственными делами.