Джеймс Барклай - Крик Новорождённых

Но зов Ардола оказался сильнее того, что оставалось здесь, под Божьим небом. И сегодня на рассвете Эстер не услышала шелеста шагов по мрамору за дверью ее комнаты и поняла, что Дженна умерла. Еще одна Ступень уничтожена до срока! Еще одно прощание, испорченное чувством бессильного гнева и несправедливости.

Новое уныние воцарилось в Вестфаллене. Оно, словно плащом, окутало город. В воздухе воняло гарью и разносился стук молотов по наковальням. Вестфаллен стал не столько портом, сколько большой кузницей. Слева от самого берега тянулись заграждения и частоколы, огибая невысокие склоны у края города и снова уходя к берегу. Также здесь установили орудия. Баллисты и катапульты стояли на платформах или просто на площадках за стеной, готовые защищать город от ордена. Или от цардитов — кто бы ни пришел первым. Сигнальные огни по-прежнему тревожно пылали в ночном небе, а их дым застил дневной свет.

Эстер вздохнула и провела руками по щекам, а потом вытерла их о платье. Вестфаллен стал крепостью. Ей противно было то, во что они так быстро превратились. Они стали пленниками своего желания защитить город. Арван Васселис по праву маршала-защитника сделал то, что считал необходимым. Но его заверения, что эта оборона — всего лишь временная мера, звучали недостаточно убедительно. Эстер молилась, чтобы эти слова оказались правдой. Она не сможет жить в таком положении и не станет требовать этого от горожан. Это неестественно.

Начался прилив. Волны все дальше и дальше надвигались на берег, разбивались о молы гавани, на которых стояли катапульты. Их уродливые силуэты служили чудовищным напоминанием о том, что стало с Вестфалленом. Все было неправильно!

Эстер перевела дух и справилась с желанием убежать обратно в Дом Масок. Там она не найдет ответов. Теперь Ступени возглавляет она. Номинальный глава — она, а не Ардол. Но каким зыбким и ненадежным стало их положение. Все Ступени терзались неуверенностью относительно своего призвания. Они сомневались, следует ли им идти дальше. Дженна открыто критиковала это самокопание. Но теперь ее нет, а Эстер не уверена, что ей и дальше удастся вести их к цели.

Какое-то движение у скалы на западном краю бухты привлекло ее внимание. Темно-синий парус медленно приближался к городу. В пролив осторожно вошла трирема, ее весла мерно поднимались и опускались. Стук барабана слабо разносился по заливу. Здесь не должны были появляться корабли. Васселис обещал, что они не увидят здесь его военных кораблей, если не будет опасности вторжения с моря. Или если… У Эстер перехватило дыхание. Она побежала к причалам. К тому времени, как она добралась туда, у пристани уже толпились жители Вестфаллена, левимы и дворцовые гвардейцы. Все старались разглядеть название на носу корабля и тех, кто ходил по палубе.

Эстер стояла рядом с Меерой и Йен Шалк. Они не позволили Йен броситься в море и поплыть навстречу кораблю. Шум голосов усиливался с каждым ударом весел. Парус уже свернули, и корабль начал разворот, чтобы подойти к глубоководному причалу. Нос поворачивался мучительно медленно, открывая название судна. Эстер разглядела его не первой, но известие гулом разнеслось по толпе.

«Гордость Кирандона»! Корабль, дежуривший в море в тот день, когда Восходящие покинули Вестфаллен. Эстер прижала к себе Мееру и Йен, молясь о том, чтобы известия были хорошими.

Шум и возгласы наполнили центральный зал виллы Восходящих. Известие о том, что Восходящие живы и здоровы, вызвало волну радости и облегчения. Но теперь слезы успели высохнуть, а радость тонула в приливе тревоги.

— Прошу вас, — сказала Эстер, вставая и поднимая руки. — Капитан пытается ответить на один вопрос. Пожалуйста, не задавайте еще десять. По одному. Боже Всеобъемлющий, вы же хуже детей!

Ступени смущенно замолчали. Маршал Васселис, сидевший рядом с Эстер, проглотил смешок.

— Капитан Патония, продолжай.

Женщина кивнула. Она была лишена чувства юмора и испытывала явный дискомфорт в этом обществе. Патония не приняла предложения сесть, и теперь ее плотная фигура нависала над мраморным столиком. Пальцы капитана машинально поглаживали бронзовую статуэтку, которая изображала Эрин Дел Аглиос в торжественной позе.

— Я сообщаю о фактах, а не оправдываю свои решения, — напряженно заявила Патония. — Казначей Джеред имел право мне приказывать. Я не могла ему отказать. Вам легко сидеть тут и напоминать мне о том, какой у меня был приказ. И меня возмущает предположение, что я как-то предала моего маршала. Не вы оказались посреди Тирронского моря с судами сборщиков у обоих бортов. К тому же вы не хотите принять во внимание тот факт, что теперь они находятся под защитой одного из наших лучших мечников и его особого отряда. Если вы не верите мне, то всегда можете задать вопросы моему маршалу.

— Арван? — спросила Меера после короткой паузы.

— Мне непонятна ваша тревога, совершенно непонятна, — сказал Васселис — Пол Джеред не только лучший мечник, как сказала Патония, он также один из немногих людей, не считая тех, кто сидит в этой комнате, которые по-настоящему понимают Восходящих. И он человек благородный и безукоризненно порядочный. Путь наших детей опасен. И я не могу представить себе, кто лучше мог бы обеспечить их защиту.

— Да, — отозвался Виллем, — но он не намерен отвезти их в Сирран. Так, капитан?

— О чем ты говоришь? — Эстер хмуро посмотрела на него.

— Так, капитан? — повторил Виллем.

Патония покачала головой.

— Он везет их, чтобы присоединиться к Роберто Дел Аглиосу. Он хочет, чтобы они помогли выиграть войну.

— Он не имел права это делать! Они еще дети! — Голос Андреаса звучал громче других, выделяясь среди возмущенных криков Ступеней. И на этот раз он адресовался не к Патонии, а к Васселису. — Он же ваш друг! Как он мог сделать такое?

— Хватит! — заявил Васселис.

Он встал, возвышаясь над всеми и требуя внимания. На его лице отразился гнев. Это уже был не просто Арван Васселис, а маршал-защитник Васселис, их правитель.

— Вы бросаете обвинения, не зная фактов. В тот момент, когда Конкорду угрожает опасность, казначей Джеред обладает значительной властью. Это дает ему право призвать любого, по своему выбору, чтобы содействовать защите государства любым способом, какой он сочтет нужным. Не имеет значения, вышли ли они только что из материнской утробы или испускают последний вздох. Он не превысил данных ему прав.

— Но его моральные и этические…

— Андреас, мне не хотелось бы призывать тебя к порядку, — перебил его Васселис. — Успокойся. Послушай, я понимаю, что всем вам трудно это слышать. Но не забывайте: мой сын тоже с ними. Какие бы опасности их ни подстерегали, они ждут и его тоже. — Он печально кивнул. — Да, это уже забыто, верно?