Джеймс Барклай - Призыв мёртвых

— Я недостойна править великим Конкордом, — заявила она, и по ее щекам заструились слезы. — Я не заслуживаю любви моих граждан. Я не стою того, чтобы кто-нибудь выступал на моей стороне.

Васселис опустился на колени рядом с креслом, на котором она сидела, и, положив руки на подлокотники, сказал:

— Да, ты поступила неправильно. Плохо. Ты это хотела услышать? Ты совершила колоссальную ошибку, и граждане города испытывают ярость и горечь. Они проклинают твое имя. Это огромное несчастье. Но ты Эрин Дел Аглиос. Адвокат Эсторийского Конкорда. И ты не должна и не имеешь права отказываться от исполнения своего долга.

Там, снаружи, за стенами дворца, люди предпочитают не верить, но мы-то точно знаем, какая опасность угрожает Конкорду. Враг нам известен, известны его возможности, и мы не имеем права позволить себе опустить руки перед лицом нашествия. Не можем допустить, чтобы наша оборона дала трещину. Твои сыновья на войне, они защищают сейчас всех нас. И тебя, и орден, и граждан этого города — весь Конкорд. И хотя я безумно зол на тебя, Эрин, хотя у меня нет слов, чтобы выразить то, что я чувствую, ты остаешься моим Адвокатом. Я, Арван Васселис, стою на стороне Адвокатуры и не отступлюсь от этого. Никогда.

Эрин коснулась рукой его щеки.

— Дорогой Арван. Никогда не колеблющийся. Ничего не боящийся. Почему не ты сидишь на троне?

— Потому что я не принадлежу к правящей династии. И потому что принес клятву верности дому Дел Аглиос. И наконец, у меня нет желания править Конкордом.

— Но ты способен править. Твой народ в Карадуке любит тебя. И Конкорд тоже полюбил бы тебя.

— Этого не будет никогда. После тебя власть унаследует Роберто, а я, если доживу до того дня, принесу присягу ему.

— Мне… — Эрин слабо улыбнулась, — мне бы очень хотелось, чтобы мой сын был здесь.

Васселис прикусил язык, чтобы не сказать, до какой степени этого хотелось ему. Он поднялся и отступил на несколько шагов. Тулин подошла к нему.

— Боже Всеобъемлющий, до чего же я рад, что ты рядом с ней. Оказывается, в тебе тоже сокрыта фамильная сила Дел Аглиосов, да такая, о какой я и не подозревал.

Тулин, похожая на свою мать в молодости, была облачена в жемчужно-белую тогу, волосы, зачесанные наверх, скрепленные булавками и украшенные золотыми нитями, открывали лебединую шею. Глаза ее пылали от сильного душевного волнения, однако держалась она со спокойным достоинством, что сейчас, на краю пропасти, стоило ей немалых усилий. Девушка находилась на грани отчаяния, но старалась не подавать виду.

— Ты должен помочь ей, — тихо сказала Тулин. — Иногда она произносит слова, которые мне совсем не нравятся. Очень не нравятся. Впечатление такое, будто в ее тело вселился кто-то другой.

Васселис бросил взгляд на Эрин. Задрав подбородок, она смотрела в сторону двора, за балкон. Правда, со своего места много ей не увидеть. Возможно, это и к лучшему.

— Чего ты от меня ждешь? — спросил он и указал жестом на пространство за стенами. — Посмотри туда. Реальная сила сейчас там, и вопрос в том, как они пожелают ею воспользоваться.

Тулин посмотрела за стены. Дворец окружали два легиона Доспехов Бога. Пехота и кавалерия выдвинулись вперед, боевые машины оставались позади, на дороге шествий. За передними шеренгами располагались стрелки. Классическое развертывание осадных сил на всех направлениях, где это позволяло расположение улиц и строений. Хорст Веннегур знал толк в битвах. Бок о бок с легионами Конкорда он сражался во многих и не проиграл ни одной.

— А ведь они должны были бы защищать Конкорд от его врагов, — прошептала Тулин.

Васселис печально вздохнул.

— Пойми, Тулин, они полностью убеждены в том, что именно это сейчас и делают.

Благодаря попутному ветру «Окетар» летел как на крыльях. На палубе Кашилли проверял, насколько отряд окениев овладел новым диковинным набором оружия. Обычные гладиусы — то ли короткие мечи, то ли длинные кинжалы — так же, как круглые щиты, признали неэффективными в борьбе с новым врагом. Их заменили кувалды, кузнечные молоты, топоры дровосеков и даже два двуручных меча из арсенала палачей, позаимствованные из дворцового музея Окетара.

Когда мертвых в конце концов вывели из строя, Ильев приказал сжечь их всех в саду. Над огромным костром поднялась туча жирного, черного дыма, грязное пятно на небе было видно на расстоянии сотен миль с любого направления. Это, как надеялся Ильев, дало знать врагам, что с окетанами не покончено. В один прекрасный день он вернется, чтобы очистить остров. В один прекрасный день, когда все мертвецы упокоятся на дне океана.

Отряд адмирала соединился с тремя другими триремами, патрулировавшими северную оконечность острова и Пики Окетара. Сигнальные флаги и почтовые птицы несли весть о движении флота Царда вдоль побережья Гестерна. Из Бискара в огромном количестве продолжали приплывать беженцы. Каждое судно тщательно досматривалось, после чего пропускалось или к восточному побережью Эстории, или дальше на юг, к Карадуку.

Сеть патрулей была плотной, хотя слишком растянутой. Окетаны понимали: крупные морские силы врага могут прорвать оборону на каком-то участке, однако Ильев считал, что наблюдатели и сигнальщики своевременно известят его об опасности. Соответствующие приказы довели до командиров. Ключевые гавани на западном побережье Тирронского моря прикрывались дрейфующими в отведенных им районах судами. Все дальнейшее было в руках его триархов и капитанов.

«Окетар» стремительно вел эскадру из четырех судов, на корму каждого из которых был подвешен снабженный тараном капер окениев, на сближение с маячившими на горизонте тремя триремами. Шкиперы преследуемых судов неумело использовали ветер, да и ряды весел поднимались и опускались не слишком дружно. В целом складывалось такое впечатление, будто ни команды, ни капитаны не знают своего дела. И уже одно это, как понимал Ильев, свидетельствовало о том, что перед ним враги. Мертвые враги.

До них оставалась миля — дистанция принятия решений для морского боя. На корме флагмана имелись огнеметные устройства с мехами и трубой, под давлением выплескивающие на врага горючую жидкость. Однако запас воспламеняющейся смеси был ограничен, и Ильев сомневался, стоит ли расходовать ее на поджог одиночных, рассредоточенных вражеских кораблей, если в полную меру эффективность этого оружия проявлялась в крупных сражениях, когда пожар мог перекидываться с одного судна на другое. Хотя в принципе имело смысл выяснить, как отреагирует мертвый экипаж на пожар на борту. Подобный опыт мог оказаться очень полезным.

Ильев посмотрел на палубу, где Кашилли с ревом и хохотом обрушил свою кувалду на специально сооруженную преграду из старых бревен и двух пустых бочек. Молот пробил ее насквозь. Кашилли удовлетворенно зарычал.