Андрей Гальперин - Отражение птицы в лезвии

— Ты не ожидал меня увидеть, Канна? — Аттон, подперев кулаком голову внимательно уставился на счетовода. На плоском лице Канны не дрогнул ни один мускул. Он все так же продолжал размеренно жевать, через равные промежутки времени загребая ложкой кашу и отправляя в рот.

Аттон задумчиво почесал свежий косой шрам через весь лоб.

— В меня стреляла Ирэн?

Канна, не отрываясь от еды, молча кивнул. Аттон поморщился.

— Конечно, кто же еще. В темноте, с такого расстояния… С ней был Вернон Крапива?

Канна закончил есть, тщательно вытер ложку куском холстины и замер, уставившись пустыми глазами куда-то вдаль. Аттон немного помолчал. Канна вяло пошевелил губами и проговорил:

— Зачем ты спрашиваешь? Ты ведь убил ее?

Аттон криво улыбнулся и снова поморщился от боли.

— А как ты думаешь? Если мне стреляют в спину из-за угла, я должен догнать стрелка и поблагодарить с низким поклоном? Конечно, мне было жаль убивать ее. Ирэн была отличным стрелком.

— У нее осталось двое детей, Птица-Лезвие.

Аттон нахмурился.

— О ее детях должен был подумать Торк, прежде чем нанимать ее на службу, связанную с непредсказуемыми опасностями. Но все это в прошлом. Как вы узнали, что я еду сюда?

Канна едва заметно пожал плечами.

— Ты разговаривал с трапперами в Марцине. Потом тебя видели в таверне, на Восточном Имперском тракте.

— Почему меня не пускают в Норк, Канна? Почему я не могу вернуться домой?

— Потому, что ты стал бесполезен для дела, и даже опасен.

— Я хотел бы услышать это от самого Торка.

— Тебя не пропустят к залам Великого, Птица-Лезвие. Это его приказ. Ты вычеркнут из списков Круга, и должен был погибнуть в Циче.

— Но почему? Почему, Канна? Я много лет верой и правдой служил Великому, и я не причиню ему вреда. Я всего лишь хочу, что бы он ответил на мой вопрос.

— Ты лжешь, Птица-Лезвие. Ты засомневался в мудрости и непогрешимости Великого, а аведжийский герцог смутил твой разум мороками Циче. Твое видение реальной картины этого мира изменилось. Навсегда. Тебе не выжить.

Аттон тяжело вздохнул и проговорил:

— Это неправда, Канна. Просто слепой так и не смог получить власть над моим разумом, а потому боится меня. Боится, потому, что я могу узнать истинную причину происходящего в Лаоре, и тогда вся его мудрость, непогрешимость и всеведение окажутся бессильными.

Аттон замолчал. Канна положил ладони на стол и спокойно посмотрел Аттону в глаза.

— Ты убьешь меня, Птица-Лезвие?

Аттон задумчиво улыбнулся, и положил ладонь на рукоять меча.

— У тебя есть деньги, Канна?

— Всего несколько серебряных колец…

— Это очень кстати, мне они вскоре понадобятся.

Аттон двинул под столом меч. Не отрываясь глядя в стекленеющие глаза он медленно давил на клинок, до упора, потом чуть повернул и резко вырвал. Канна тихо всхлипнул и повалился лицом в глиняную миску. Аттон огляделся, затем перегнувшись через стол аккуратно срезал с пояса мертвого кошелек, и быстрыми шагами покинул таверну.

В переулке его ждали. У коновязи, хрипя и задыхаясь, конвульсивно поддергивался его верховой олень. В ярком свете Лун Аттон разглядел вспоротое брюхо животного с вывалившимися кишками и темную обильную лужу растекающейся крови.

Аттон перевел взгляд на стоявших впереди людей. Людей было много. Они молча стояли плотными рядами, сжимая в руках дубины, серпы и топоры. Многих из этих людей он ранее знал. Он вгляделся в их пустые, безумные лица, сделал шаг назад и неспешно заговорил:

— Хорошо, хорошо… Убедили. Я не пойду в Норк. Пропустите меня, и я не перейду больше дорогу слепому.

Высокий черноусый мужчина, поблескивая опаловыми серьгами, сделал шаг вперед.

— Нет. Ты приговорен, и потому умрешь.

Аттон тяжело вздохнул.

— Вы не сможете со мной справится. Я убью многих из вас, многих покалечу и все равно вырвусь. Освободите мне дорогу. И завтра ваши жены с радостью встретят вас на пороге дома.

Усатый покачал головой. Когда он заговорил, глаза его сверкали безумием.

— Нет. Это приказ Великого. А приказы Великого не обсуждаются. Вперед!

Молчаливая толпа двинулась вперед, потрясая оружием. Аттон сделал еще шаг назад и развел руками.

— Ну что же… Придется вас разочаровать. — Он повернулся, вскочил на коновязь, оттуда перепрыгнул на ближайший забор и перебирая пальцами по узкому желобу водостока вскарабкался на крышу. Переулок заполнил яростный вой. Аттон глянул через плечо на колыхающуюся внизу толпу, мрачно улыбнулся, и гремя черепицей, помчался по крышам в сторону городской стены.

Патта Москит, громко пыхтя, стоял на коленях над грядкой и поливал из лейки крошечное растение с маленькими, удивительно душистыми цветами.

Рядом с ним, внимательно наблюдая, сидела на корточках удивительно красивая девушка, с большими черными глазами и копной переливающихся всеми цветами радуги волос.

— Я всегда поражаюсь вам, людям. Еще вчера ты спокойно перерезал глотку аведжийскому шпиону, а сегодня — как ни в чем не бывало ковыряешься в своем цветнике, получая при этом удовольствие. Странные вы. Сегодня на храмовой площади, я видела маленького мальчика, который попал под лошадь. Он сидел на дороге под дождем с перебитыми ногами, горько плакал и все повторял: «Помогите мне, ради Иллара! Помогите мне, ради Иллара!» А равнодушные люди брели мимо него в свой храм, тащили туда какие-то корзины, тряпки, мешки…И ни один из них не остановился, хотя бедняга взывал именем бога, которому они несли подаяния.

Патта, бурча себе под нос, отложил лейку, взял маленькую лопатку и принялся окучивать кусты. Девушка подвинулась в сторону и продолжила:

— Джемиус много лет изучает внутренний мир человека. Он рассказывает мне о том, что люди непостоянны, склонны к насилию и внушаемы потому, что мало живут. При этом вы глотаете дым имра, пьете какую-то отраву, и живете среди кровососущих насекомых, которые переносят смертельные для вас болезни. Так действительно долго не проживешь. Вы постоянно лжете друг другу, плодитесь, совокупляясь с нездоровыми женщинами, гонитесь за желтым металлом, карабкаясь по трупам своих менее удачливых сородичей. При этом некоторые люди рисуют изумительные картины, подвергаясь гонениям, изучают металлы и газы, рискуя быть в любую минуту схваченными и сожженными на костре. Ваша жизнь это хаотична и полна недоразумений. Ты вот, например, проводя единственную Луну в году дома, не вылезаешь из своего сада. Не понимаю я вас.

Патта оторвался от работы, поднял бородатую голову и недовольно пробурчал:

— Слушай, милая Таэль, заткнись, а?

Девушка скорчила в ответ ехидную рожицу и невозмутимо продолжила:

— Жадные, грубые люди заполонили земли Лаоры. И ничего удивительного в этом нет. С вашей настойчивой беспринципностью и талантом к беспорядочному размножению, вы когда-нибудь выберетесь, сметая все на своем пути, и за Верейские Горы, и за Пустыню Радуг и Миражей. И дальше, к Южным Океанам. Послушай, милый Патта, я не получаю удовольствия от беседы с людьми. Ты — редкое исключение.