Брайан Ракли - Рождение Зимы

Оризиан и не отрицал. Война Порочных разверзла глубокую пропасть между двумя расами, хотя было время, когда три королевства расы хуанинов — Эйгл, Олсир и Адреван — стояли вместе против объединенных сил кирининовских кланов.

При всей дикости тех столетий не было никакого повода для той резни, что разгорелась в результате обширного конфликта. Мертвых на полях осталось столько, что зловоние душило даже мерзких падальщиков. Рассказывали, что по трупам можно было идти целый день. Кирининский город Тейн, самый поразительный и чудесный из всех тогдашних городов, был разрушен. Война окончилась, только когда анайны, самая мощная и таинственная из всех рас, очнулась наконец от непонятной спячки, овладела разоренным Тейном и вырастила обширные Дебри, поглотившие и город, и его окрестности.

Победившим королевствам никакой награды это не принесло. Олсир приходил в упадок из-за ужасных беспорядков, пока не возродился в виде меньшего королевства Дорнак, и Адреван начал свое долгое отступление в упадок, безумие и изоляцию. Эйгл раздирали внутренние противоречия, которые погасили только кровопускания Бурных Лет, земли Эйгла отошли к тем Кровям, что поднялись из его пепла. Все эти исторические события произошли очень-очень давно, а сейчас Оризиан пристально вглядывался в далекие огни походных костров народа, которого не знал и знать не мог.

— Я еще не рассказывал тебе про кабана Нарадина? — спросил он. — В нем оказалась стрела Белых Сов. Свежая рана. И это случилось сравнительно недалеко от Андурана. Рот сказал, что давно уже ни один киринин не подходил к городу так близко.

— Да, это странно. — Иньюрен на мгновение нахмурился.

— Кросан думает, что это просто несколько молодых охотников решили покрасоваться, забравшись так глубоко в наши земли.

Иньюрен покачал головой:

— Тан не прав в своих предположениях. Сейчас не то время года, чтобы охотникам забредать так далеко. Нет, все это дурно пахнет. И в чем бы там ни было дело, только это не молодость себя показывает. Кросан лучше бы сделал, если бы обратил внимание на такие знаки.

На'кирим еще больше нахмурился и погрузился в долгое раздумье, закрыв глаза и ничего не замечая вокруг. Оризиан опять смотрел на северный берег.

— Они ведь сейчас должны разбрестись по своим зимним жилищам, разве нет? — задумчиво спросил он.

— Да, — поднимаясь на ноги, ответил Иньюрен. — Они как раз туда движутся. Все а'аны, что сейчас пробираются по лесам, соберутся в во'анах, зимних лагерях, чтобы дожидаться весны. А'анов немного, всего десять — двадцать.

Оризиан не отрывал глаз от тоненькой струйки дыма. Однако, несмотря на всю неосуществимость, его страстное стремление самому увидеть, что означает этот дым, никуда не денется. Где-то там существовал мир, в котором прошлое не давило так тяжело, где не было темных, погруженных в печаль и нависавших над ним стен, не было напоминаний о том, как все могло бы быть. Если этот мир не находится на палубах талдиринских кораблей, может, он лежит в лесу, по которому блуждают киринины и за пределы которого они не выходят? И вдруг все признаки костров исчезли, как будто их никогда и не было. Он взглянул на Иньюрена.

— Иньюрен, а тебе никогда не хотелось…

Тот прервал его:

— Не стоит носиться с желаниями, которым не суждено исполниться. Поскольку такое желание — самый быстрый способ отравить сердце. — На'кирим с грубоватой лаской взъерошил волосы Оризиана. — Твое сердце отравлено меньше, чем у всех, кого я знаю, Оризиан. И мне это нравится.

Оризиан прикусил язык. Но желание никуда не исчезло.

— Вот пройдут праздники, и мне надо будет поставить лодку в более безопасное место, — сказал Иньюрен. — Может, ты мне поможешь?

Оризиан заулыбался.

Встало солнце последнего осеннего дня. Его бледные легкие прикосновения сначала пометили заснеженные поля и высокие пики Тан Дирина, а потом соскользнули в долину Гласа. Сначала они упали на хорошо укрепленный город Тенври, расположившийся в нижней части Долины Камней, на самой северной границе земли Ланнис-Хейг. За его стенами уставшие за ночное бдение мужчины покидали наблюдательные посты, и жидкая каша выкладывалась из парящих горшков в миски с раскрошенным хлебом.

Тек серенький свет на юг и на запад, на тростник и камыш, на кочковатые пастбища, и далее к Таргласу. Скот пробуждался от сна, и бекасы с зуйками засуетились между кочками. Добравшись до Таргласа, солнце подсветило столбы дыма, поднимавшиеся от сотен очагов, пока загонщики, гуртовщики и охотники-трапперы разогревали после сна свои кости. Толпились овечьи отары, кричали на собак пастухи. Большая река Глас текла мимо города, и солнце сопровождало ее до самого Андурана.

Город уже наполовину проснулся. Торговцы открывали лавки на площади, собаки гонялись друг за другом по улицам. Замок над рекой распахнул свои ворота с первым намеком на рассвет. Факелы на зубчатых стенах погасили, и в светлеющем небе разоралась стая ворон. После Андурана рассвет добрался до спокойной глади и туманных островов Вод Гласа, поднимая из дремоты их болота. Руины старого Кан Эвора неохотно появлялись из ночи.

Цапли покидали разрушенные стены и, расправив над водой крылья, отправлялись на охоту. На Дамбе Сириана первый дневной свет застал людей уже за работой, они поправляли большой кусок плотины, которая могла не выдержать надвигающегося сезона.

Наконец солнце достигло Гласбриджа и моря. Оживился и зашумел порт, рыбацкие лодки открыли трюмы, и вокруг них сразу собрались толпы, началась торговля за лучший улов. Глас нес свои воды в море, и свет промчался по всему простору залива, заигрывая с пенистыми гребнями волн. На севере он подкрасил верхушки деревьев темного леса на берегу и перевалил за скалистый хребет Кар Энгейса, а на юге гонялся за темнотой от деревень и ферм на побережье до самого Кол гласа. Наконец, день осветил замок, похожий на большой гранитный холм, и лампы, горевшие в его окнах, одна за другой погасли.

Когда этот новый день пройдет своим чередом и превратится в ночь, родится зима.

В это яркое утро Тан Крови Ланнис-Хейг выехал верхом из своего замка и направился в центр Андурана. Половина его домочадцев отправилась с ним. Щит Кросана, неся вымпелы, маршировал во главе процессии. Сам тан ехал сразу за ними, окруженный дюжиной арбалетчиков. Его великолепного серого боевого коня украшали серебряные доспехи, поводьями, в знак особого отличия, служили узкие ленты и такие же свисали с седла. За Кросаном двигались наследник Крови Нарадин и его жена Эйлен, они ехали бок о бок и махали выстроившимся вдоль улиц горожанам. След в след за ними двигались высокие гости из Гласбриджа и Таргласа, чиновники и домашние слуги. Все были ярко и нарядно одеты, как будто в город прибывало некое пышное театрализованное представление, а с развевающимися на свежем ветру флагами и девизами это было зрелище столь же прекрасное, как и то, что устраивалось в Андуране два лета тому назад в честь свадьбы Наследника Крови.