Брайан Ракли - Рождение Зимы

Тейм решил, что это сумасшедший. В свое время за такие слова его ждал бы топор палача. Когда рыбачка из Килвейла родила Темный Путь, Монак ок Килкри был беспощаден. Убежденный, что подобные ереси несут только страдания и хаос, он не отступил, даже когда споры переросли в гражданскую войну. Впрочем, этого сейчас никто даже не слушал. Никого такие вещи не волновали, и это здесь, где правил Гривен. Когда-то стабильность и порядок были единственной целью Кровей. Они в конце концов и появились как отклик на Бурные Годы, после того как пало королевство Эйгл. А теперь Тейму казалось, что все Крови служат только одной цели — удовлетворению честолюбия Крови Хейг.

Не обращая внимания на суровые взгляды стражников, Тейм прошел через ворота казармы. Он нашел своих товарищей в самом дальнем закоулке лабиринта зданий, дворов и арсеналов. Именно в такие моменты бремя его должности возрастало непомерно, а при нынешних новостях становилось почти невыносимо. Он увидел крайнее утомление в позах и глазах воинов. Они были угрюмыми, грязными, в оборванной одежде. В конце зала на соломенных тюфяках лежали больные и раненые. Им, да и всем остальным, безусловно, нужен длительный отдых, а вместо этого он вынужден будет поднять их в дальнюю дорогу к дому, и, возможно, их ждут еще более серьезные сражения, чем те, что остались у них за спиной.

Хотя, в конце концов, все оказалось не настолько уж трудно. Он гордился их невеселым решением, но при всей своей усталости спал в эту ночь плохо.

В темнице Эньяры было холодно и неуютно. В качестве еды ей давали только жидкую овсяную кашу с несколькими кусками плававшего в ней удручающе серого хлеба. Еду приносили стражники, иногда это были женщины, но никто из них никогда не заговаривал с ней, просто стояли тут же и наблюдали, как она ест. Она чувствовала их презрение и иногда что-то более сильное: почти ненависть. Это ее сердило. Она была племянницей Тана, какими-то самозванцами лишенная свободы в собственном отечестве. Это она должна ненавидеть тюремщиков, а не они ее. Гнев раз от разу усиливался. Она кинула миску под ноги стражника и выплюнула проклятие. Он посмотрел на размазню, расползавшуюся по его башмакам, а потом ударил девушку. Она ахнула и схватилась за нос, безуспешно пытаясь остановить брызнувшую кровь. Он снова ударил ее, теперь по голове, и сбил на пол. Потом поднял пустую миску и унес, лязгнув засовом на двери камеры. После этого Эньяра держала свои чувства на коротком поводке.

По ночам она призывала сон, чтобы сбежать в него от действительности. Он приходил очень неохотно. Она лежала на потерявшем вид матрасе, который ей выдали, и вертелась, как червяк в каменном желудке проглотившего ее огромного животного. Ее неотвязно мучил Темный Путь. Сама Эньяра эту веру считала бесплодной. Ей казалась отвратительной идея, что и жизнь, и смерть в ее конце, все заранее предопределено с самого момента рождения. Но все же теперь собственное бессилие казалось горьким отзвуком этой веры. Все силы, что она набрала за пять лет после Лихорадки, теперь пошли прахом. Кто-то выбрал для нее жестокую, мучительную смерть, а она ничего не могла поделать.

Она еще помнила, как много лет назад, в том мире, который теперь казался призрачным, как сон, она сидела на коленях у отца в зале Когласа и слушала его рассказы о былых сражениях. Как молодым еще человеком Кеннет вместе со своим отцом и братом сражался против воинов Темного Пути под Тенври. В тихом голосе, которым он нашептывал ей истории тех дней, она расслышала нерадостное уважение к врагу. Отряд Инка Уйма стоял в стороне и наблюдал, как под стенами Тенври окружили и разбили армию Горин-Гира. Кто-то говорил, что отряд не участвовал в сражении потому, что вороны желали обуздать высокомерие Кровей, кто-то — что вмешиваться запретил Верховный Тан Гиров, и Горин-Гир был таким образом наказан за неповиновение. И тем не менее, сказал Кеннет, среди избиваемых не было страха. Они час за часом сражались и умирали.

Лэрис отругана Кеннета за то, что он во время еды рассказывает маленькой девочке такие истории, но он возразил любимой жене:

— Она должна знать природу своих врагов.

И хотя это знание сейчас было ей почти бесполезно, она действительно знала врага, его безжалостную и живучую ненависть.

В узкое высокое окно своей камеры она могла видеть только небольшую полоску неба. В нем было мало радости. По нему в основном неслись тяжелые темные облака. Иногда она слышала, как по крыше барабанил дождь, и думала, что даже под этими каплями ей было бы приятнее, если б можно было хоть несколько минут погулять. Часы тянулись еле-еле. В течение многих лет она выстраивала сильную защиту против страхов и боли, против Лихорадки, смерти, страданий отца. Теперь этой защите предстояло самое серьезное испытание.

Большинство своих стражников она узнавала по тяжелым шагам еще до их подхода к дверям каморки. Услышав, после трех или четырех дней заключения, приближающиеся более легкие шаги, она воспряла духом от одной только мысли, что что-то изменилось в сокрушительной рутине. Но ее сердце опять упало, когда она увидела посетителя, переступившего порог. Это была Вейн, сестра Наследника Крови Горин-Гир. Длинные волосы гостьи уже не так сильно блестели, как тогда, когда Эньяра видела ее в последний раз. И одежда была немного запачкана грязью и закопчена, но взгляд не стал ни менее суровым, ни менее презрительным.

Вейн ухмыльнулась при виде Эньяры, которая с трудом поднялась, машинально пригладила волосы и поправила одежду. Прошло то время, когда она старалась притворяться не голодной, не замерзшей и не всклокоченной.

— Эти стены, наверное, никогда не видели еще такой важной гостьи, — сказала Вейн.

— Что тебе надо?

— Как грубо. Может быть, тебе тюрьма не подходит? — Вейн схватила Эньяру за запястье и осмотрела ее ладонь и пальцы.

— Такие мягкие маленькие штучки, а? — веселилась она. — Ты не протянула бы и одной зимы на севере. Слабые женщины делают слабыми мужчин. Особенно с тех пор, как твоя Кровь так легко побеждена.

Эньяра сверкнула глазами и выдернула руку:

— Мы еще не побеждены. Кросан, прежде чем погибнет, получит голову Кейнина и твою.

Вейн засмеялась и пощупала золотую цепь на шее.

— Твоя забота о наших головах очень трогательна, но я не боюсь того, что должно прийти и пройдет. Бог, Скрывающийся Под Капюшоном, прочитал историю моей жизни в своей книге в день моего рождения, и ее конец был определен в тот же момент. Моя нога на Темном Пути, и никто не сумеет это изменить. Во всяком случае, я думаю, именно твоя жизнь пишется здесь и сейчас, а не моя. Я пришла сказать тебе, что мы послали в замок стрелу с сообщением. Мы сказали твоему дяде, что ты у нас и что или он должен снестись с нами для переговоров, или увидит, как мы свежуем тебя под его стенами.