Брайан Ракли - Рождение Зимы

Они недалеко отошли от Грайва, когда вернулись высланные Кейнином вперед конники. Они сообщили, что вражеская армия всего в нескольких часах пути и движется по южному краю Вод Гласа. Кейнин нашел место, на котором любая атака на его ряды вынужденно пойдет через топкое, заросшее травой поле, и построил войско. Каналы на севере и юге затруднят любую попытку обойти его позиции; ему казалось, что хоть и чреватая многой кровью и ранами, но лишенная любой возможности маневра, встреча лицом к лицу дает ему надежнейший шанс на победу. Две сотни и столько же конников он оставил в тылу, со Шревой. Инкаллимы расположились справа, позади главной линии. Они тут же опустились на корточки. Он не вмешивался и не стал ронять свое достоинство, выспрашивая у Шревы об ее намерениях.

С таким малым числом конников он не мог надеяться атаковать. Слишком много лошадей осталось в Хаккане или пошло на еду в Анлейне. Ему оставалось только ждать и надеяться, что копий, храбрости и грязи под ногами будет достаточно, чтобы выдержать нападение, которое, он это знал, вот-вот произойдет. Если Эглисс каким-либо образом сумеет заставить Белых Сов сражаться, это может помочь, но Кейнин никогда не простил бы, если бы метис не выполнил обещанного. Эглисс ушел еще день назад и должен был бы уже вернуться. Впрочем, ничего особенного: как бы на'кирим ни играл своим получеловеческим голосом, Кейнин никогда на самом деле не верил, что он способен, при всем его умении убеждать, при всех его уловках и даже обмане, уговорить лесных тварей еще раз послужить целям Темного Пути. Тем более раздражала бьющая через край готовность полукровки услужить, неослабное и назойливое, а потому жалкое, желание снискать расположение.

Справа от Кейнина, довольно далеко, над плоским простором Вод Гласа неясно вырисовывались какие-то темные очертания. Это мог быть только Кан Эвор, затопленный город, который когда-то был домом Крови Гир, а ныне, как лишенный свободы любовник, взывал к сердцу каждого северянина на много миль окрест. Вот где нужно испытывать судьбу, на виду у этих покосившихся башен. И так близко к Грайву, который стал вечным домом Тегрику, сотня человек которого держала Каменную Долину против Кровей Килкри целый день, пока народ Темного Пути бежал на север. Только инкаллимы называли себя Детьми Сотни, но любой воин мог бы черпать вдохновение из примера Тегрика. Именно здесь и сегодня Кейнин должен занять свою позицию.

Далеко от Андурана, за головокружительными пиками и мощными ледниками Тан Дирина, падал легкий снег на склоны, окружавшие Замок Хаккан. Только-только миновала ночь, впервые за неделю прекратился порывистый ветер, обдувавший все земли Горин-Гир, и утренний снежок ложился на промороженную землю.

Ледок потрескивал под ногами Регнора ок Гира, Верховного Тана всех Кровей Темного Пути. Он шагал к входу в катакомбы, служившие подземным кладбищем. Накидка из соболиного меха мела по земле, поднимая в воздух стайки легких снежинок. За ним шагала дворцовая челядь Энгейна ок Горин-Гира. Воины бывшего Щита Тана шли в середине процессии и несли на плечах завернутое тело. Над процессией стояла полная тишина, только тяжелый топот да колокольный звон, доносившийся снизу из замка и отражавшийся от окружающих скал. Низкие, плотные облака улавливали эхо и тоже отражали его, накладывая один звук на другой и сотрясая воздух.

Верховный Тан держал путь к входу в тоннель, который разинул свою пасть, словно служил убежищем какому-то огромному каменному зверю. Внутри горели факелы, освещая проход в пещеру, где Ангейн должен присоединиться к прошедшим этот путь до него. Регнор не вошел. Он стоял у входа, когда носильщики пронесли мимо него тело и вошли внутрь. Вдова Энгейна, Вэна, облаченная в траур, который носили только вдовы, последовала за ними. Не поднимая глаз, она прошла мимо Верховного Тана. Самая старая охотничья собака ее умершего мужа — большой серый пес, все последние дни не отходивший от постели больного, — вяло и безрадостно шел рядом с ней.

За ней вошла только еще одна фигура, прятавшаяся от взглядов под широким серым плащом. Большой серый капюшон полностью закрывал лицо. Теор, Первый в Мудром Инкалле. Его одежда ничем не отличалась от одежды самого скромного, только начинающего службу инкаллима; ничем, что могло бы намекнуть на огромную власть, не уступавшую власти самого Верховного Тана.

Остальные придворные покойного остановились недалеко от Регнора и остались ждать снаружи. В воздухе начали кружиться снежинки. Никто не разговаривал. Колокола звонили и звонили, теперь праздничным перезвоном. Регнор ждал.

Первым появился Щит Энгейна, исполнивший последний долг. Чуть погодя вышли Вэна и Теор. Двигаясь по проходу, они гасили горевшие по стенам факелы, так что по пути их движения назад к свету, тьма возвращала себе территорию и становилась владыкой мертвого Тана. Когда Вэна проходила мимо, Регнор, склонив голову, предложил ей руку, и она сразу приняла ее. Пес, так и остававшийся рядом с ней, равнодушно взглянул на него.

— Он ждет в покое, моя госпожа, — сказал Верховный Тан. — Счастливый человек, он уже оставил этот горький мир позади.

Он посмотрел на тыльную сторону ее руки. Много лет назад, еще до того, как она была помолвлена, он сам попытался взять эту женщину на брачное ложе. Она была прекрасной, великолепной, надменной девушкой, и она отказала ему. Это требовало некоторой храбрости, поскольку в те дни он отличался довольно сумасбродным характером.

— Действительно счастливый, — ответила она. — Я увижусь с ним снова и с нетерпением жду этого. — Голос у нее был совсем не такой слабый, как рука. В душе она осталась той же девушкой, какой он ее помнил. Она подошла к остальным, и все столпились вокруг нее.

Первый из Мудрого Инкалла стоял рядом с Регнором. Они наблюдали, как толпа делила сласти и чаши с крепким пшеничным напитком. Начались негромкие разговоры, иногда то тут, то там раздавался легкий смех. Наверное, Вэна рассказывала им о первой жизни своего супруга и о том, что ждет его во второй. В землях Темного Пути смерть не повод для слишком глубокого траура. Внизу один за другим умолкали колокола.

Теор откинул капюшон плаща, всем открылись начинающие седеть волосы. Его губы, прятавшиеся в короткой бородке, были в черных пятнах из-за многолетнего употребления стеблей особого растения, используемого во время предсказаний; кожа уже забыла свою юность и обвисла на щеках. Только глаза остались живыми и яркими и скорее подошли бы лицу лет на тридцать моложе.

Скрип тяжело груженной повозки привлек его внимание к дороге, проходившей внизу, по долине. Две лошади, которых нахлестывали несколько тарбенов, тащили телегу по неровной дороге. На ней стояла клетка, в которой, качаясь, низко и протяжно ревел огромный медведь.