Кэтрин Азаро - Новая космическая опера. Антология

Послышались смешки. Это выглядело так, будто человек в условиях гравитации ел, как в древние времена выражались, с пола.

Один из вилланов позади Сошедшего включил вентилятор, и ветер начал потихоньку рассеивать его еду. Сошедший замер; он схватил несколько фруктов и зажал под мышкой, чтобы их не унесло.

Он выглядел нелепо. Но никто не засмеялся.

Трудно было сказать, испуган ли на самом деле Сошедший. На лице его не отражалось никаких эмоций. Но он определенно вел себя как перепуганный человек.

Он произнес:

— Благодарю вас за гостеприимство. А сейчас я хочу вернуться на свой корабль.

Канцлер ответил:

— Но мы еще не закончили с вами. Этот ваш корабль, эта штука неплохая, верно? Мы были бы счастливы принять в качестве дара его двигатели и главные отсеки. Или, возможно, мы заберем их как спасенное имущество. Сейчас на борту никого нет.

Сошедший согнул ноги и положил руки на свои кирису-гама. Он мягко заговорил:

— Он. Более вежливо, мой добрый господин, называть корабли, которые поддерживают наше существование, «он» и «его».

Рыцарь с крыльями громко произнес:

— Те, кто имеет оружие, обязаны, когда того требует честь, воспользоваться им. Лживые рабы и бездельники, которые выпрашивают оружие у вышестоящих, заслуживают тюрьмы для воров. Но кто сказал, что вору небезразлична честь? Господа, я предлагаю тост за честь! За честь и воздух, который дает нам жизнь! И пусть те, кто не выпьет, будут лишены и того и другого. Но взгляните-ка! У вас нет пажа, у вас, который называет себя капитаном! Эй! Кузнец! Грязная обезьяна! Подай нашему гостю его последний глоток вина; твои руки как раз подходят для этого дела!

Рыцарь вытащил из кармана пластиковый мешочек с жидкими отходами с медицинского склада, швырнул его Кузнецу, и тот дрожащими руками поймал пакет.

Это было смертельное оскорбление. Если Кузнец передаст мешок гостю, тот не сможет ни пить, ни отказаться от тоста с честью. Кузнец понял, что все эти оскорбления были тщательно продуманы заранее, чтобы выяснить, сколько сможет вытерпеть Сошедший. Если у него имеется какое-нибудь скрытое оружие, уловки или ловушки, он должен применить их сейчас. Капитан Эрешкигаль потеряет лишь одного низшего рыцаря. Когда он будет убит, Капитан сможет отречься от него, извиниться, обвинить во всем погибшего. Вежливые слова и вежливая ложь помогут ей сохранить остатки чести.

Это в том случае, если у чужака имеется скрытое оружие. А если нет…

Гнев заставил Кузнеца позабыть об осторожности. Он выпустил из рук тяжелую щетку для волос и мешочек, из которого выплеснулась жидкость, и отплыл подальше от Капитана, чтобы она не могла сразу достать его ножом.

— Перед вами бедный человек, сама невинность, а вы собираетесь придушить его и разобрать его прекрасный корабль! Он не сделал вам ничего плохого и отвечал на все ваши выходки добрыми словами! Почему вы не оставите его в покое? Почему вы не оставите его в покое?

Капитан произнесла, не поворачивая головы:

— Инженер, ты нарушил субординацию. Поэтому количество предоставляемого тебе воздуха будет снижено до нуля. Если ты обратишься в медицинское учреждение для эвтаназии, твоя смерть будет приятна и в бортовом журнале будет сделана отметка о твоей покорности. Однако если ты продолжишь выказывать неповиновение, твое имя будет вычеркнуто. Я не хочу бесчестить тебя; иди с миром.

Сошедший заговорил странным, ровным голосом:

— Капитан, ваш приказ неоправдан. Во время пира не принято соблюдать жесткую субординацию и позволяется говорить свободно, по крайней мере среди цивилизованных людей, которые признают гостевой закон.

Он взглянул на Кузнеца, обращаясь прямо к нему:

— Инженер, прошу тебя, скажи свое имя. Скажи его мне — я внесу его в свой бортовой журнал, в свою книгу жизни, и оно проживет дольше, чем любая запись об этой эпохе.

Но храбрость уже покинула Кузнеца, и он не ответил. Он взмахнул салфеткой, которую держал в качестве веера, отлетел назад, к переборке, и скрючился там, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами, полными страха, готовый отпрыгнуть прочь.

Но никто пока не обращал на него внимания. Аристократы были поглощены Сошедшим. В зале повисла тишина.

Джентльмены обменивались друг с другом быстрыми взглядами. Все насторожились, приняли боевые позы. Но никто на самом деле не был готов к последней атаке, призванной осуществить все угрозы и намеки. Не так просто убить человека, который не обнажил оружия; возможно, каждый из рыцарей думал, что даже сейчас еще не поздно отступить…

А затем молодой пегий рыцарь с крыльями заговорил, выхватив клинки из ножен и сверкнув сталью. Теперь было слишком поздно. Голос его зазвенел — тонкий, слишком громкий:

— Во имя Бога, что более ненавистно, чем трусость? Клянусь Геей, как я ненавижу существо (не буду называть его человеком), которое принимает удар, не показывая гнева! Оно улыбается своей улыбкой попрошайки, плечи его сгорблены, глаза влажны, его блеющий голос дрожит. Ненависть, джентльмены, ненависть и отвращение — вот что мы должны чувствовать к тем, кого убиваем! Слабость отвратительна! И тот, кто не хочет сражаться, заслуживает смерти! Душонка раба не смеет прятаться в оболочке Капитана. Вырвем его фальшивое сердце, говорю я!

Лицо Сошедшего застыло, с него исчезло всякое выражение. Голос его был ровным и напряженным.

— Вы гневаетесь потому, что у вас нет истинного повода для гнева, верно? Легче было бы совершить желаемое, если бы я оскорбил вас, разве не так? Или если бы я в чем-нибудь показал себя недостойным? Благородный Капитан Эрешкигаль! Во всем этом нет нужды. То, без чего мой корабль может обойтись, я добровольно отдам вам. Давайте избежим ужасных сцен. Вы ведете себя как человек, который ценит благородные поступки. Не дайте этому пиру закончиться трагедией! Молодой рыцарь выкрикнул:

— Просьбы и просьбы! Неужели мы должны слышать хныканье убогого? Перерезать ему глотку и избавиться от этого мерзкого плача! — Он взмахнул ногой, лязгнув своими кинжалами, и раздался громкий металлический звук.

Но Капитан Эрешкигаль раскрыла веер, призывая всех к тишине.

— Мой брат Капитан просит со всем достоинством, чтобы мы не притворялись. Да, мы не будем прикрывать наше деяние кодексом дуэлей. Назовем его открыто: убийство, убийство и пиратство!

Среди аристократов пробежал легкий шум, раздались вздохи и шипение. Некоторые выглядели рассерженными, некоторые — удивленными, некоторые — печальными, лица большинства были каменными; но все же каждое лицо так или иначе несло на себе темную печать зла.

Капитан продолжала:

— Но вы сами навлекли это на себя, брат Капитан! Как вы смеете владеть прекрасным кораблем, мощными двигателями и воздухом, если нас много, а вы один?