Гэрет Уильямс - Часть 7 : ...да не будет разорвано Богом.

Маррэйн посмотрел сквозь тьму, сквозь извивающуюся массу щупалец, на самого Такиэра Тот внимательно смотрел, наблюдая взглядом тактика. Такиэр всегда был тактиком, стратегом. Умелый воин само по себе, но прежде и важнее всего — лидер. Он двигал руками, направляя поток щупалец, каждый шип и гребень были частью единого целого.

И все же какая—то часть Такиэра оставалась собой.

Я сражаюсь на острие битвы, и знаю что могу умереть так же, как может умереть любой, кто следует за мной. Ты... тебе было легко посылать других на смерть, своей жизнью рисковать труднее.

Оставалось сердце. Оставалась голова. Оставалась душа.

Смерть — не более чем освобождение от твоих долгов.

Отсеки голову и тело умрет. У Маррэйна не было способа узнать — верно ли это в данном случае или нет, но терять ему было нечего.

Жаль, что я так и не сказал Джораху — как много значила для меня его дружба, и что я никогда не увижу его снова. Я знаю это.

Он был воином. Он не страшился смерти. Он никогда не боялся ее.

И мне жаль что я не мог помочь тебе. Двенадцать лет назад, на Голгофе, я мог тебе помочь. Я должен был попытаться усердней, но я этого не сделал, и мне жаль, а теперь слишком поздно.

Он напрягся, высматривая возможность, высматривая подходящий момент. Он сделал ложный выпад, проверяя защиту Такиэра.

Я не любил тебя тогда. Быть может, я должен был полюбить. Быть может, я полюбил бы тебя сейчас.

Ушла. Она ушла. Он выбросил воспоминания о ней из разума. Он должен сконцентрироваться, быть твердым, быть решительным.

Горы не плачут.

Беги!

Я не оставлю вас, моя леди!

Беги, я задержу их.

Они убьют тебя. Их слишком много.

Значит, я умру.

Ушли. Все ушли. Прошло две жизни, а всем, что у него осталось, были воспоминания.

Появился разрыв, небольшое пространство, где не двигались щупальца. Маррэйн взорвался движением, и бросился вперед, вскидывая оружие. Он поднырнул под один удар, перепрыгнул другой. Такиэр попытался помешать ему, но Маррэйн уже миновал его защиту.

Он полоснул лезвием дэчая по лицу Такиэра, и тот отшатнулся. Черная жгучая кровь дождем брызнула вперед, обжигая руку Маррэйна. Он не боялся огня. Он жил с ним тысячу лет.

Он готов был ударить снова, но рука твари взметнулась вверх и схватила его со сверхъестественной силой. Мощь и ярость сверкали в единственном глазу Такиэра.

— Предатель... однажды... — прошипел тот голосом, в котором удивительно естественно звучали ненависть и отвращение. — Предатель... всегда.

Маррэйн сражался с его хваткой, отчаянно пытаясь закончить удар.

В спину копьем ударила внезапная, мучительная боль и страшная сила отшвырнула его назад. Дэчай выпал из его рук, когда его бросило во тьму. Пол обрушился ему навстречу и он с грохотом упал, тело его пронзила боль, и рот наполнился кровью.

Ты не чувствуешь ничего. Чего стоит жизнь без чувств? Не жизнь, просто... существование. Один день за другим. Бесконечный поток... ничего. Ты любил ее настолько, что без нее готов отказаться от оставшейся жизни?

Его взор затянуло тьмой. Он попытался встать.

Пока не исчезнет тень...

— Моя... леди. — прошептал он, хотя он и не знал — кому он это говорит.

До последнего пламени чести, до последнего вздоха...

На него упала тень. Он заморгал, протирая глаза от крови.

Моя служба ждет твоего зова, мой клинок в твоих руках, моя жизнь ждет, когда ты возьмешь ее.

Он поднял взгляд, не веря себе, и тогда он начал смеяться, кашляя кровью на каждом вздохе.

Чтобы встать на мосту в последний роковой день.

Тиривайл стояла над ним, избитая и окровавленная, но непокоренная. Она смотрела мимо него, в лицо существу стоявшему в центра зала, окруженному колонной света.

— Приветствую, отец. — спокойно сказала она.

И тогда, в 2275, все это закончилось.

В огне.

Уильямс Г.Д. (2298) "Великая Война : Исследование."

Все было так, как привиделось ему.

Это началось с них двоих, и теперь на них двоих это и закончится.

Так много дней прошло с того знаменательного дня, когда они сцепились в бою, почти насмерть, когда тень упала на них обоих. В тот день родилась мечта, закаленная их общим знанием, закаленная их любовью к своим народам, и их намерением достойно исполнить свой долг.

Самые неправдоподобные друзья. Самые неправдоподобные союзники.

Теперь и от Г'Кара и от Лондо не осталось ничего, кроме ненависти. Две жизни мучений и жестокости. Потери, горе, муки и пытки.

Они сцепились, плюясь друг в друга ненавистью, не разрывая смертельного объятия, и один вырывал жизнь у другого. Старые друзья, превратившиеся во врагов.

У Лондо все плыло перед глазами, его сердца отчаянно стучали. Его хватка чуть ослабла, но все же оставалась тверда. Он не видел ничего, кроме своей ненависти. Нарны были животными — примитивные, дикие чудовища. Их давным—давно надо было стереть с лица галактики.

Звери! Не больше!

Он вкладывал все остававшиеся силы, что мог ,в свою смертельную хватку, и был вознагражден выпучившимся единственным глазом Г'Кара.

Звери!

Нарн попытался что—то сказать, но Лондо его не слышал. Его сердца колотились так громко, что он не мог слышать ничего другого.

Звери! Чудовища!

Его мир горел, его народ умирал от голода и обращался в рабство. И все это было виной Г'Кара. Только его вина.

Все его...

В затылке Лондо что—то взорвалось и все силы покинули его тело. Его мускулы дернулись и обмякли. Колени подогнулись под ним и он упал, ошеломленный и парализованный, с кровавой пеленой перед глазами.

Он упал внезапно, всем весом, его голова вырвалась из хватки Г'Кара. Нарн потерял равновесие и последовал вниз, за своим противником. Голова Г'Кара ударилась о ступеньку трона и коротко брызнула кровью.

Они упали одновременно, неподвижно растянувшись друг возле друга.

В тронной зале вновь наступила тишина.

Все было тихим, неподвижным, мирным.

Тиривайл шагнула вперед, звук ее шагов нарушил тишину. Сардоническая усмешка исказил лицо Такиэра.

— Почему я не удивлен? — произнес он. — Ты никогда не могла повиноваться приказам. Никогда.

Тиривайл была ранена, но не выдавала этого. Ее осанка была тверда и уверенна. Она сделала еще шаг вперед. Один тонкий усик медленно протянулся к ее лицу, откинув капюшон. Он погладил почерневший шрам на щеке Тиривайл.

— Ты всегда была слабой. — продолжал Такиэр. — Не знаю, как моя дочь может быть настолько слабой.

Вот в чем несчастье нашего народа. Вален сделал нас мягкими. Были времена, когда лишь один ребенок из трех выживал и становился взрослым. Тогда мы были сильны — меньше числом, но сильнее духом. Даже тогда, когда времена изменились, когда нас стало больше, когда медицина и цивилизация изменила нас — все же некоторые из нас понимали истину. Чтобы быть сильными — нас должно быть меньше. Для слабых нет места. Лучше нуждаться в живой силе, чем вести на битву труса.