Стивен Эриксон - Буря Жнеца

В пятидесяти шагах от пехотинцев он поднялся в стременах и начал стрелять.

Ливень вел детей по дну бывшего моря – пологому склону, поднимающемуся именно туда, откуда наступала армия темных фигур. Ни знамен, ни знаков различия. Он видел, что они не соблюдают правильных воинских построений. Просто масса – так могли бы выступать овлы или племена равнин Ак’рюна и Д’расильани.

Если армия состоит из воинов этих племен, вечных соперников Овл’дана – он ведет детей к вполне возможной гибели.

«И пусть. Мы уже мертвы».

Еще несколько неуверенных шагов – и он застыл. Дети сгрудились вокруг. Погладив одного по голове, Ливень обернулся назад.

Тук Анастер заслужил хотя бы это. Свидетелей. Ливень не верил, что в этом человеке сохранилось мужество. Он ошибался.

Несчастная лошадь. Несчастный Тук. Когда-то он был солдатом, давно – но он уже не солдат. Он был молодым – чувствовал себя молодым – и душа горела ярким пламенем. Даже пылающего осколка, уничтожившего его красоту – уж не говоря о глазе – оказалось недостаточно, чтобы погасить чувство собственной неуязвимости.

Все изменил плен в Домине. Многочисленные повреждения плоти и костей, извращенное лечение, распад души, для которой даже стоны стали звучать музыкой – все это украло юношеские мечты и убеждения. Попытка вернуть прошлое приносила лишь боль.

Перемещение в тело другого человека должно было даровать ему новую жизнь. Но внутри он остался Туком Младшим. Человеком, который был солдатом – но давно перестал им быть. Ничего не изменила и жизнь среди Серых Мечей. Они направились в далекую страну, завлеченные Волками – те посылали смутные видения, спутанные пророчества и неясные сны; их ожидало великое противостояние, мировой пожар, на котором они были нужны. Отчаянно нужны.

Но, как быстро выяснилось, не бок о бок с овлами.

Величайшая ошибка. Неправильные союзники. Не та война.

Ну, Тук никогда не доверял богам. Никому из них. На самом деле список тех, кому он мог доверять, был огорчительно коротким.

Порван-Парус. Ганоэс Паран. Грантл.

Тоол.

Колдунья, посредственный капитан, караванный охранник и треклятый Т’лан Имасс.

Вот бы они оказались здесь, поскакали с ним бок о бок!

Лошадь еле передвигалась, увязая в грязи. Опираясь коленями на плечи животного, Тук посылал во врагов стрелу за стрелой – хотя и понимал всю бессмысленность этого. Они почти не видел их, потому что седло тряслось, грязь летела во все стороны, а лошадь то и дело дико прядала, стараясь удержаться на ногах.

Он подъехал ближе, услышал крики. Осталось две стрелы. Тук привстал в стременах, натянул тетиву…

Как оказалось, ни одна стрела не пропала зря. Восемь загонщиков лежали мертвыми.

Еще одна стрела со свистом прорезала воздух и попала в лоб девятому летерийцу. Каменный наконечник пробил и бронзу шлема, и кость.

«Последняя стрела. О боги…»

Он вдруг оказался среди летерийцев. Вогнал последнюю стрелу в грудь какой-то женщины.

Копье вонзилось в левую ногу, прошло насквозь и оцарапало бок лошади. Животное завизжало и бросилось вперед…

Отбросив лук, он выхватил скимитар – проклятие, надо было взять и щит – и начал рубить направо и налево, отбивая нацеленные пики…

Лошадь вынеслась из круга. Она могла бы поскакать в сторону летерийских шеренг, что были шагах в двухстах – но Тук схватил поводья и развернул животное.

Оказалось, что двенадцать или больше застрельщиков бежали вслед за ним.

В лошадь попали две пики, одна в лопатку, другая в брюхо.

Жалобно застонав, животное задергалось и упало на бок; ноги забрызгала кровь с выпавших кишок, и каждый бешеный взмах копыт вырывал внутренности из чрева. Туку удалось соскочить и приземлиться в мягкую жижу.

Он забарахтался, пытаясь встать… Копье вошло в бедро, приподняв и перевернув на бок. Он рубанул по древку. Дерево расщепилось, давление на ногу исчезло.

Вслепую размахивая мечом, Тук старался встать. Из ран на ногах текла кровь.

Поднырнул еще один солдат. Тук отвел пику скимитаром, подскочил и рубанул противника по шее.

В спину вонзился клинок, толкнув Тука вперед – на острие короткого меча, пронизавшее ребра, разделившее сердце на половинки.

Тук Анастер осел, опустился на колени и, испустив последний вздох, начал падать лицом в грязь – но кто-то схватил его за волосы. Блеск ножа перед единственным глазом. Внезапный жар опалил кожу на челюсти…

Ливень смотрел, как летерийский пехотинец снимает кожу с лица Тука Анастера. Очередной трофей. Солдат давно научился мрачной процедуре – через мгновение красная рана, заменившая собой лицо Тука, скрылась в жиже.

Дети вопили. Да, он понял – смотря, свидетельствуя, он обрек детей ножам чужаков. И все же…

Ливень развернулся…

… и увидел незнакомцев.

Не акрюнаи.

Не драсильяны.

Нет, он никогда не видел таких людей.

Кланы Белолицых Баргастов приблизились к месту мрачного побоища – уже почти завершившегося побоища. Их не интересовало, кто проиграл, кто победил. Они намерены были прикончить всех.

В двухстах шагах впереди неровных шеренг двигался авангард, несущий с собой поток Садка Телланн – он силен в здешних местах, ведь под илистыми наносами можно найти каменные орудия, остроги из лосиных рогов, моржовых бивней и костей, днища долбленых челноков. На высохшем дне лежат приношения, глубоко зарывшиеся в ил. Отполированные камешки, связанные вместе рога оленей, черепа разнообразных зверей, окрашенные охрой – бесчисленные приношения отступавшему морю.

Были и другие причины здешнему могуществу Телланна, но их знала лишь одна из троих двигающихся в авангарде, а она умела хранить тайны.

Выйдя из садка, трое встали неподалеку от одинокого воина – овла и детей. Они молча наблюдали за необычайной атакой храброго всадника и его гибелью. Напасть одному на двадцать загонщиков! Его лошадь отличалась завидным умением сохранять равновесие, да и воин так ловко – одним движением колен – управлял движением животного, одновременно выпуская стрелы (ни одна из которых не миновала цели), что у зрителей перехватило дыхание.

Воин и его лошадь отдали жизни ради спасения последних овлов. Лишь это остановило – на миг – руку Тоола, избранного единым вождем Белолицых Баргастов после трагической гибели (еще при высадке) Хамбралла Тавра, хотя он вовсе не был Баргастом по крови. Он был Имассом. Без сомнения, возвыситься ему помогло то, что он взял в жены дочь вождя, Хетан; но самым главным было то, что он принес с собой.

Мудрость. Волю.

Радость жизни, которая читалась в его взоре. Пламя отмщения, которое вспыхнуло в его глазах – и горело до сих пор – когда он решил, что пришло время дать ответ за всё случившееся.