Анатоль Нат - Долгое путешествие на Юг.

Утром проснуться под толстым, тёплым овечьим одеялом, никуда не спеша — это было здорово. Пусть не на перине, не в роскошной двуспальной кровати с хрустящими, пахнущими свежестью и чистотой белоснежными простынями. Пусть на узкой, сбитой из кривых, впивающихся в рёбра не ошкуренных жердин, лишь для вида присыпанных сверху тощим слоем сырого, вчера срезанного рогоза… — всё одно хорошо!

Хрен с ним, что не у себя дома, не в своей кровати. Что ты сейчас в грязной, кое-как убранной комнате какого-то полуразрушенного старого дома, с выбитыми окнами, неаккуратно затянутыми неизвестно на какой помойке найденными старыми, грязными тряпками. С отсутствующей дверью, вместо которой на гуляющем по комнате сквозняке скрипит какое-то жалкое жердяное убожество, обтянутое дурно пахнущей, плохо выделанной козьей шкурой. Главное, что с нормальной, не протекающей под дождём крышей над головой и в своей постели.

Всё просто великолепно!

И не на рассвете, блин! Когда все в обозе ещё спят и солнце ещё не встало, и раньше тебя поднялся лишь повар, осторожно гремящий на походной кухне посудой. Да бодрствующие часовые тихо нарезают круги вокруг каравана, настороженно вслушиваясь в предутреннюю тишину. А ты уже начинаешь заниматься бесконечными делами обоза, как из рога изобилия сыплющимися на твою несчастную голову, лишь только ты продрал глаза.

Всё-таки, что ни говори, а понимание того, что ты в дороге, что ты куда-то постоянно двигаешься, не сидишь на месте, что каждое утро надо рано вставать — одно только это создавало определённый эмоциональный настрой, который могло перебить лишь осознание обратного — что ты сейчас дома, и никуда завтра не поедешь

И как же это всё надоело, за какую-то пару недель. И теперь здесь, в крепости, можно было отпустить вожжи и пусть всё на самотёк.

Сидор сладостно потянулся, разминая затёкшие на жёстком лежаке кости, и выдохнул облачко пара изо рта.

— М-да? — сладко и лениво зевнул он. — Температура за бортом явно ниже плюс девяти, или десяти градусов, — невнятно пробормотал он, в ленивой задумчивости наморщив лоб. Вспоминать точные данные было откровенно лениво. Да и зачем. Что пнём по сове, что сову об пень. Главное ясно — не жарко.

Всё одно — было хорошо. Просто здорово!

А уж то, что он, в кои-то веки, встал не до рассвета… А…?

Сидор, прищурив левый глаз, задумчиво посмотрел на тоненькие лучики света, пробивающиеся сквозь многочисленные дырки в тряпках, занавешивающих окна.

— "Далеко за полдень", — вывел он глубокомысленное наблюдение.

Явно солнце стоит уже высоко в зените и все кругом давным-давно встали. Небось, заняты своими бытовыми делами, и слава Богу что никто ни с чем не лезет и не пристаёт, не тревожит своими нуждами, и ты никому не нужен…

Боже, как же это хорошо!

— "Как они все мне надоели, — лениво думал Сидор, счастливо улыбаясь от приятных мыслей о недавно пройденной дороге, и что никто его сейчас не тревожит. — Наконец-то можно и мне побездельничать. Хоть полчасика".

Сидор давно уже не помнил у себя такого чудного ощущения тихого, светлого счастья — праздника ничегонеделания. Праздника, помнящегося разве что по далёкому, полузабытому детству. Когда в субботу, в первый выходной день после длинной, нудной учебной недели не надо было бежать к восьми тридцати в школу на первый урок. И вся семья дома, и все ещё спят, и можно рано не вставать, поваляться в кровати… Хорошо!

Но больше всего ощущение праздника в душе создавало осознание того, что, ни сегодня, ни завтра, ни даже после — послезавтра, ему никуда не надо будет двигаться. Никуда не надо идти. Что в ближайшую пару недель обоз точно никуда отсюда не тронется. Потому что в крепости дел полно и он, Сидор, просто так решил. А он был тут дома, пусть даже это был и не совсем тот дом, где он хотел бы сейчас оказаться, а какие-то руины давно брошенного людьми города непонятно где в горах.

— "Дома!" — Сидор лениво потянулся, с удовольствием размяв затёкшую на этих проклятых, не ошкуренных жердях спину.

Блин! — резко подскочил он с кровати, тихо выругавшись про себя. Яростно растирая намятые за ночь синяки на спине, он ещё пару раз прошёлся неласковыми эпитетами в адрес собственной вчерашней лени. Лодырь! — с удовольствием обругал он сам себя. Настроение было такое хорошее, что можно было немного и побухтеть. — Нет, чтобы вчерашнюю охапку рогоза нарезал потолще, так вот же, поленился, бездельник. Вот и заработал себе на спине за одну лишь ночь кучу синяков.

Соседняя койка, заправленная серым шерстяным одеялом, была пуста. Димон, как вчера и договаривались, с утра пораньше слинял на рекогносцировку в горы.

— "Неугомонный! Лентяй! — недовольно подумал Сидор о хитроване Димоне, мрачно созерцая его пустую койку. — Вот же гадский жучила! Смылся! Прямо с утра!

И теперь всё навалится на несчастного меня. Опять, — Сидор несколько долгих минут уныло посозерцал пустую койку Димона. — Лентяй! — ещё раз с удовольствием обругал он отлынивающего от общественных обязанностей компаньона.

Но хорошо, что не стал будить со сранья, — всё же простил он его, немного поразмыслив, — Дал хоть выспаться после долгой, трудной дороги и вчерашней, затянувшейся глубоко за полночь разгрузки обоза".

Сидор смущённо помял заросший недельной щетиной подбородок.

— "Надо бы побриться", — пришла изрядно, на целых семь дней запоздалая и абсолютно правильная мысль, которую он тут же пинком отослал обратно, откуда она не вовремя вылезла.

Глядя на аккуратно заправленную койку Димона, он мысленно вернулся обратно во вчерашний вечер. Что-то там вчера было такое, что зацепило его, а теперь не давало спокойно наслаждаться покойным утром.

— "Может, что-то было не так с разгрузкой?" — поскрёб он зачесавшееся вдруг ухо.

Собственно, особой нужды разгружать караван так поздно ночью, сразу же по приезду, не было ни малейшей, можно было бы подождать и до завтра. Но больно уж не хотелось заниматься подобной долгой и тяжёлой работой утром следующего дня.

Дел впереди было по горло, и разгружать обоз в светлое время суток категорически не хотелось. Буквально на глазах убывающий световой день оставлял с каждым прошедшим днём всё меньше и меньше времени на работу. А делать что-либо ночью Сидор категорически не любил, хоть иногда и приходилось, вот так как вчера.

Да и надо было Сидору хотя бы просто нормально выспаться с утра, хоть один раз, настолько дико за этот перегон он устал.

Но, похоже, выспавшееся сегодня с утра сознание разбудило задремавшую вчера паранойю, потому как, несмотря на сладкую побудку, было вчера что-то такое, зацепившее, что сегодня его разбудило. Что-то странное, теперь буквально тянущее за душу. Что-то связанное с неразобранными завалами мусора на месте старых крепостных стен, во что Димон сразу ткнул его носом.