Джеймс Сваллоу - Черная волна

Кровавый Ангел задумался над последними словами Орла Обреченности:

— И твой Орден решил, что ты пропал вместе с катером.

— Угу, — подтвердил Тарик, — тут у всех примерно такие же истории, как у меня. Слуги Байла собирают нас — раненых, без вести пропавших, изгнанных. Привозят сюда, и делают то, что только им понятно. Мы пропали, Рафен. Про нас забыли. Мы уже мертвые — так что можем только дожидаться смерти.

Личинка снова зашевелилась, и Рафен тихонько зашипел от боли:

— Проклятье! Эти паразиты — чтобы медленно убивать нас?

— Нет, — голос Тарика стал совсем страдальческим, когда он начал объяснять, — Келлет считал, что это такие ксеносы, или даже мелкие варповы твари. Байл и его Новые Люди используют их, чтобы управлять нами. Нет лучше кандалов, чем те, что человек таскает прямо в себе.

— Новые Люди… — повторил за ним Рафен. — Я слышал это название раньше.

— Чейн и другие, — произнес Орел Обреченности, — результаты экспериментов, которые Байл в свое удовольствие ставит над человеческими существами. Представь себе полную противоположность тем благородным замыслам, которыми руководствовались, когда создавали Астартес. Байловы монстры — больные на всю голову психопаты, но смелостью и силой они соперничают с нами. Они — нечто противоположное нам, это генетически усовершенствованные убийцы, у них нет ни души, ни совести, никакого понятия о морали.

Тарик снова помолчал:

— Помнишь, ты спрашивал в камере? Ты спрашивал, что этот предатель делает с нами.

Рафен наклонился к отверстию, и произнес совсем тихо:

— А ты знаешь ответ?

— У меня есть одна мысль… — услышал он. — Ты, скорее всего, видел башню, там, на горе.

Внутри нее… камеры. В них — ужас и боль.

Голос Тарика стал злым:

— Некоторых из нас забирают туда из наших камер, и они не возвращаются. Других мучают по несколько дней… когда их возвращают, они похожи на тени самих себя. Это чтобы мы видели, что с нами будет… — он тяжело вздохнул.

— Представь себе талантливого ребенка, который хочет понять, как соткан гобелен. Он распускает его, чтобы изучить. Он раздергивает его по ниточке. То же самое Байл делает с нами, Кровавый Ангел. Он разбирает нас и собирает заново, словно мы — головоломка для его развлечения.

Руки Рафена сжались в кулаки.

— Если он там — я доберусь до него. Мои дела с ним не закончены.

— Молись, чтобы тебе не попасть туда, — отрубил Тарик, — ты ничего там не найдешь, кроме медленной смерти и потери себя…

Рафен взглянул на свои покрытые полосками грязи пальцы, думая о кристаллическом сосуде.

— У меня нет выбора, — прошептал он.

Второй космодесантник продолжал, говоря, казалось, сам с собой:

— Нас изолируют друг от друга. Мы месяцами можем не видеть лица другого Астартес. Байл знает, что, пока он держит нас порознь — это сводит к нулю вероятность заговора… Но, думаю, он может нам позволить говорить друг с другом — просто, чтобы поиздеваться, — он снова вздохнул, — никто и никогда не мог сбежать отсюда.

— Я не собираюсь бежать… — начал Кровавый Ангел, но неожиданно издалека Рафен услышал резкий стук кости по металлу. Стук приближался.

— Это охрана, — прошипел Тарик, — если нас застукают за разговором, они пустят в камеры гнилостный яд, он разъест нам легкие. Достаточно большая доза этого химического газа могла убить даже Космодесантника.

Орел Обреченности заговорил быстро, с неожиданным напряжением:

— Слушай меня, Кровавый Ангел. Ты не должен спать! Не позволяй себе видеть сны! Они пролезут к тебе в мозг и впустят туда кошмары… У Байла есть слуги, которые владеют магическим зрением. Их воля управляет нами, когда нам дают отдых. Не спи! — голос Тарика становился все тише.

— А еда… Чейн подмешивает туда сильные наркотики, мы не можем их распознать, и они разрушают волю! Протеин надо искать в другом месте… Мох на стенах, он растет на железе. Если других вариантов нет — некоторые ловят на еду сервиторов…

Постукивание когтей по верху контейнеров стало громче, и Тарик замолчал. Одним быстрым движением Рафен скользнул через всю камеру, к плоскому топчану для сна — единственной мебели, которая была здесь. Он лежал, вжавшись в топчан, пока подпрыгивающие тени двигались за бронированным оконным стеклом, задержавшись на секунду, чтобы посмотреть на него, и двигаться дальше. Он мог видеть только эти неясные силуэты.

Потом наступила тишина, нарушаемая только завыванием ветра, бряканьем плохо завинченных болтов в стенах и навязчивым шуршанием крупного песка в коридорах тюрьмы. Прилагая все усилия, Рафен постарался не думать о неослабевающей обжигающей боли в груди и сосредоточиться — но не мог. Его сознание по-прежнему туманилось от бури сменяющих друг друга путаных эмоций, одновременно мучительно желая наконец добраться до цели — и ощущающая смертельную усталость от того, что он видел сегодня, переполняясь страданием от воспоминаний о пустых взглядах запавших глаз других, заключенных вместе с ним.

ОНИ СОБРАЛИСЬ в импровизированной оружейной, корпус "Неймоса" тихо поскрипывал, пока, как ножом, прорезал воды морей. Они все пришли, сняв капюшоны, но только Эйген не был облачен в свой боевой доспех, раненный Расчленитель был раздет по пояс, его грудь пересекали полосы био-активных повязок. К его обнаженной правой руке, словно толстый медный клещ, присосался авто-дозатор, медленно управляя подачей противоядий, дабы противодействовать оставшимся в системах организмы ядов от когтей кракена тиранидов. Он сидел на ящике с боеприпасами и осматривал всех остальных Астартес.

— Демократии у нас не будет, — сообщил брат-сержант Нокс, обращаясь к псайкеру Церису, — мы не бестолковое сборище гражданских, которые спорят из-за любой ерунды. Мы выполняем приказ. Я здесь командую. Это все.

Церис поморщился:

— При всем моем уважении, я хотел бы предложить альтернативный вариант.

Медик-клирик Гаст покачал головой:

— Я как-то не видел, чтобы ты поступал так, пока командовал миссией Рафен. Я как-то не заметил, что ты обсуждаешь приказы, когда Кровавый Ангел командовал стрелять. А теперь за старшего Расчленитель и ты недоволен?

Церис одарил Гаста тяжелым взглядом:

— То, что ты не слышал ни одного вопроса, не означает, что я во всем соглашался с сержантом Рафеном, — он отвернулся, — эта миссия слишком важна, чтобы идти на поводу у сильных эмоций. Выбор следует делать, основываясь на холодной логике, в противном случае мы проиграем.

На другой стороне комнаты Аджир мрачно кивнул.

— Насколько я успел понять моего… мудрого брата Цериса, он сказал бы это, даже если бы сам Лорд Сангвиний руководил нами.

— Не сомневаюсь, — ответил Нокс, — и ты всегда волен высказывать свое мнение.