Аарон Дембски-Боуден - Кровавый Грабитель

Десантная капсула Первого Когтя упала к востоку от крепости, угодив в одно из многочисленных ущелий. Эрозия и тектоника тысячелетиями изменяли ландшафт, придавая пустошам планеты рубцеватый и враждебный облик. Взобравшись по стене каньона, они непрерывным бегом направились на запад, обменявшись лишь несколькими раздраженными прощаниями и рассыпавшись по пустым плато.

Преодолев почти двести километров безжизненного, безводного и бесплодного ландшафта, Талос добрался до стен крепости-монастыря спустя три ночи после выхода из каньона. Он использовал перчатки и сапоги, чтобы выбить себе опоры в стенах крепости, после чего пробрался через широкий зев теплообменного вентиляционного туннеля. Это было промышленное пламя — настоящий огонь, а не едкий и прилипчивый кошмар выдоха огнемета — и пророк без вреда шагал сквозь пульсирующий оранжевый жар, позволяя тому опалять броню и свисающие с нее черепа.

Он понятия не имел, что сталось с братьями.

По-настоящему скрытное проникновение никогда не являлось подходящим вариантом для первой фазы штурма. Боевой доспех воина Легионес Астартес едва ли позволял стать виртуозным и неуловимым убийцей, поскольку рычал, будто двигатель на холостом ходу, придавал роста до высоты почти в три метра и излучал энергетический сигнал, который могли засечь даже самые примитивные датчики ауспика. Когда Восьмой Легион отправлялся на войну, не было покрова секретности и порочной надежды пройти незамеченными. Пусть столь трусливая охота остается бездушным сучкам, выращенным в инкубаторах храма Каллидус.

Он бросил взгляд на ретинальный хронометр. С того момента как тревожно завыли сирены, прошло две минуты. Пригнувшись и побежав по служебному туннелю, пророк сверился с архивированной гололитической схемой на левой глазной линзе. Впереди находилось большое помещение, почти наверняка — рабочий центр слуг Ордена на этом уровне. Убийство всех присутствующих за вычетом нескольких вопящих и разбегающихся выживших наверняка привлечет внимание.

Уже недалеко.

Люкориф никогда не мог претендовать на статус любимого питомца генного предка. Также его не заботило, что другие воины хвалились принадлежностью к внутреннему кругу примарха. Как и у большинства его братьев, его взгляды изменились за поколения, прошедшие после гибели Керза. В первую очередь и превыше всего он был раптором, а во вторую Кровоточащим Глазом. В-третьих, он более-менее принадлежал к Повелителям Ночи. Он не отбросил связь с Легионом, однако не украшал себя изображениями крылатого черепа Нострамо.

В конечном итоге это была всего лишь планета. Изрядная часть Легиона даже не была набрана оттуда. Они были рожденными на Тронном Мире терранцами и происходили из тех родов, которые дали жизнь всей человеческой расе.

За доспехом с демонической мордой, сочащимися кровью глазами и раздражающим клекотом Вораша был Землерожденным. И это также ничего не значило. Люкориф знал, что Вораша думает так же, как и он: сначала рапторы, затем Кровоточащие Глаза и в последнюю очередь принадлежность к Легиону. Что такое родной мир? Подобные мелочи не имели значения. Его бесило, что другие вкладывали в это столько смысла. Они всегда смотрели в прошлое, отказываясь встретить лицом к лицу славу настоящего и завоевания будущего.

Хуже всех был пророк. От его причудливо искаженного восприятия примарха у Люкорифа сводило живот. Керз убивал, потому что хотел убивать. Его душа сгнила. Приняв кару смертью, он преподал свой идиотский урок, что присущее виду зло заслуживает уничтожения.

Всякий раз при мысли об этом раптор издавал скрежещущий смешок. Если этот урок был столь важен, чист и необходим, то почему Керз оставил Легион убийц странствовать в его честь среди звезд. Он умер сломленным, от него осталась лишь оболочка, и единственной эмоцией, которой хватало силы пробить его замешательство, была ненависть. Он умер, чтобы преподать урок уже убитому отцу. Умер, чтобы открыть истину, которую и так уже знали все в империи. Это была не кара, а глупость. Гордый, слепой и обманувшийся.

Примархи. При мысли о них ему хотелось сплюнуть. Бесполезные, несовершенные существа. Пусть мертвые гниют в поэтических текстах на страницах истории. Пусть выжившие обитают в высших замках имматериума, вознося неземные хвалы безумным богам. У него была война, в которой нужно победить. Его не сковывали неудачи легендарных времен.

Возвышенный попросил о многом, и Люкориф охотно принес кровавую клятву, обещая успех. Принадлежность к Кровоточащим Глазам означала священные узы. Они были многочисленным братством, рассеянным по нескольким секторам и заключившим союзы с бессчетными группировками. Люкориф гордился репутацией, которая была у его воинов среди лучших и умнейших представителей раздробленного культа. Под его началом состояло тридцать воинов, и многие из них были отъявленными подонками, которые вырвали бы ему глотку, если бы решили, что могут занять его место. Однако они отвечали на зов крови как единая стая.

Лабиринт служебных туннелей внутри Виламуса строился, чтобы бригады сервиторов ходили по нему и выполняли мириады обязанностей по ремонту. Он легко двигался скачущей походкой леопарда, вгоняя когти в металл. Его не заботил производимый шум. Пусть враги приходят. В отличие от Когтей, прикованных к земле и вынужденных медленно подниматься, все Кровоточащие Глаза попали на средние уровни Виламуса, оседлав ветры при помощи прыжковых ранцев и войдя внутрь.

Из-за ускорителей на спине Люкориф не мог попасть в небольшие вентиляционные проходы, что ограничивало его передвижения. Все определялось осторожностью и назначенной целью. Поверх правого глаза накладывалась мерцающая схема крепости, которая перефокусировалась и поворачивалась по мере подъема по уровням монастыря. Часто изображение растворялось в потоке бесполезных помех, и раптор издавал раздраженное рычание из динамиков вокса. По крайней мере они работали, но коронный шторм сеял смуту, не разбирая принадлежности жертв.

Уже несколько минут гремели сирены. Вероятно, один из Когтей на нижних уровнях начал получать удовольствие. Люкориф поскакал дальше, покатый лицевой щиток щерился на декоративную готическую архитектуру слева и справа. Даже вспомогательные туннели были построены с омерзительным искусством и самоотдачей.

Он застыл. Сохраняя абсолютную неподвижность, он ждал, напрягая мышцы. На протяжении нескольких секунд единственным звуком было биение его основного сердца и вентилирующий ритм дыхания. Но вот на пределе слуха…

Он сорвался на яростный бег, сокрушаясь из-за недостойного ползания и болезненно желая взлететь. В конце туннеля ждали свет, голоса и потный смрад человеческой плоти…