Йен Макдональд - Дорога Отчаяния

— Я им покажу, — говорила она зеркалу. — Манделла или Тенебра, я заставлю небеса звенеть от моего имени. Я — важное лицо, вот кто.

Дорога Отчаяния не имела ничего общего с важностью или сотрясающими небо именами. Она была, просто была, и эта самодостаточность бытия бесила Арни Тенебра, которая не могла просто быть, она должна была становиться. Дорога Отчаяния нагоняла на нее скуку. Приемные родители нагоняли на нее скуку. Их уютная любовь приводила ее в ярость; неизменная доброжелательность вызывала отвращение.

— Я освобожусь, — обещала она своему отражению. — Как Лимаал, прославившийся в Белладонне, или даже как Таасмин, которая оказалась достаточно сильной, чтобы вырваться из уз общества и жить одной меж скал, как даман — почему я не могу так же?

Она избегала общества людей, даже слепо любящих ее отца и матери, поскольку знала, что ее считают маленькой прохиндейкой, играющей на нежных чувствах стариков. Она отыскала путь в дом доктора Алимантандо и потратила многие часы на уединенное, безмятежное чтение его томов и заметок, касающихся природы времени и временности в покинутой погодной комнате. Ушли ушли ушли ушли — все интересные и предприимчивые люди уходят из Дороги Отчаяния: а что же Арни Тенебра?

В один прекрасный день она заметила клубы пыли, катящиеся со стороны пустынных равнин, и еще до того, как они превратились в дюжину вооруженных МФБС мужчин и женщин в хаки верхом на вседорожных трициклах, она знала наверняка, что это приближается ее спасение.

Сперва ее охватило желание спрятаться от него, как испуганную птичку, и потому она держалась позади толпы, когда вооруженные солдаты зачитывали прокламацию, гласящую, что они, Истинные Бойцы Армии Родной Земли Северо–Западной Четвертьсферы, объявляют город временно оккупированным указанной Армией. Она не высовывалась, пока бойцы разъясняли цели Армии Родной Земли: прекращение дальнейшей иммиграции, передача контроля над средствами экологической поддержки от РОТЭК к планетарным властям, выборы региональных автономных парламентов на каждом континенте, защита исконной планетарной культуры, нетронутой упадочностью и вырождением Материнского мира и разгром коррумпированных транспланетных корпораций, высасывающих из земли все соки. Она не присоединилась к протестующим, когда Доминика Фронтеру и трех сотрудников Железных Дорог Вифлеем Арес увели и заключили под домашний арест на время оккупации, и не выказала никаких чувств, когда обезумевшая Рути Фронтера, заливаясь слезами, каталась по земле перед домом, в котором заперли арестованных.

Вместо этого она спряталась под зонтичным деревом и наблюдала, как партизаны облепили дом доктора Алимантандо и что‑то делали с вышкой микроволновой связи. Она разглядела логотип на ящиках радиооборудования и внезапно поняла, что это за оккупация.

— Свинг–радио, — пробормотала она про себя, обводя буквы на ящиках кончиками пальцев. — Свинг–радио.

Свинг–радио было музыкальным вампиром. В некоторых городах за прослушивание Свинг–радио полагались штраф, пятнадцать суток общественных работ, конфискация радиоприемника или даже публичное бичевание. Это была музыка подрывных элементов, террористов и анархистов, рыщущих по захолустью на своих трайках–вседорожниках в поисках микроволновых вышек, к которым бы они подключали свои нелегальные передатчики, чтобы передавать подрывную, террористичную, анархическую музыку подросткам в переулках, пустых спортзалах, на задних сидениях рикш, в закрытых барах, заколоченных сараях, и Арни Тенебра/Манделла тоже слушала могучий звук новой музыки в два часа две минуты ночи, под одеялом. Это была самая лучшая музыка в мире, она поджигала ноги, чувак, она заставляла плясать, чувак, она заставляла девочек задирать юбки или спускать все остальное, мальчиков делать сальто и обратно сальто и крутиться на полу, бетоне и утоптанной бурой земле: наглая, скверная, подпольная музыка Дхармаджита Сингха, Хэмилтона Боханнона, Бадди Меркса и самого Короля свинга, Человека, Пробившего Ткань Времен — Гленна Миллера — и его оркестра. Это была подпольная музыка из прокуренных подвалов глубоко под Белладонной, чердачных студий с названиями вроде «Американский патруль», «Желтый пес» или «Зут Мани»: это была музыка, пугающая твою мамочку, это было Свинг–радио и она была вне закона.

Она была незаконна, поскольку являлась пропагандой, хотя и не несла политического содержания. Это была подрывная деятельность посредством наслаждения. Это была шедевр пропагандистского искусства, и на его успешность указывал хотя бы тот факт, что полмиллиона подростков каждый день насвистывали его знаменитые позывные, и столько же родителей обнаруживало, что напевают их, даже не знаю, что это такое. От рисовых чек Великого Окса до башен Мудрости, от фавел Радости до пастбищ Вуламагонга ровно в двенадцать часов подростки настраивали свои приемники на частоту Кайф 881 — и сегодня эти знаменитые позывные будут греметь над всей планетой отсюда, из Дороги Отчаяния.

— Кайф 881, — сказала Арни Тенебра. — Здесь, в Дороге Отчаяния. — Это было то же самое, как если бы Бог прислал своих ангелов петь и плясать перед ней.

— Эй! — Крупная молодая женщина махала ей многофункциональным боевым средством. — Нечего крутиться рядом с нашим барахлом, малыш.

Арни Тенебра метнулся обратно под защиту зонтичного дерева и до ужина наблюдала за работой солдат. Этой ночью она слушала Свинг–радио с двух часов двух минут ночи, накрывшись одеялом, чтобы не услышали приемные родители. Пока играла и играла и играла сумасшедшая, скверная музыка, слезы отчаяния бежали у нее по щекам.

Оказался среди солдат такой инженер Чандрасекар, деревенский парень из Великого Окса не слишком старше ее, который улыбнулся ей на следующее утро, когда она дергала морковь в саду. Арни Тенебра улыбнулась в ответ и нагнулась пониже, чтобы он мог заглянуть ей под комбинезон. После полудня инженер Чандрасекар подошел поболтать и попытался ее потрогать, но Арни Тенебра была слегка напугана силами, которые пробудила в этом мальчике–солдате и пресекла его щенячьи приставания. Однако тем же вечером она отправилась к деревянной хижине, которую Истинные Бойцы использовали как студию вещания, и спросила младшего лейтенанта Чандрасекара. Когда он появился в дверях, Арни Тенебра сверкнула ослепительной белозубой улыбкой и распахнула блузу, гордо демонстрируя ему свои девятилетние груди, засиявщие в свете лунокольца, будто купола храма.

Потом они лежали в полосах небесного света, пробивавшегося через ставни. Арни Тенебра включила радио и сказала:

— Возьми меня с собой.