Стивен Эриксон - Дань псам

Руки снова свободны (на время), можно изучить новую рубашку, смесь ароматизированных свечей, комки шелковых ниток, отличные штаны и расшитые золотом сандалии, мягкие словно любая из четырех щек Крюппа; а вот кондом из козлиных кишок — боги, откуда он здесь взялся? Ну, пора заканчивать восхищение на редкость удачными ночными покупками — если та карга обнаружит, что на арфе остались всего две струны, каково придется лошади?

Наконец он встал перед самым суровым из суровых особняков. И двери широко раскрылись, приглашая и позволяя, и Крюпп приглашенный позволил себе войти.

Ступени и украшенный резьбой, хотя и строгий коридор, новые ступени, на этот раз под ковровой дорожкой и вьющиеся кверху, и еще коридор, а потом потемневшая дверь и — ох, отгоним эти защитные чары, силы благие! Внутрь.

— Как ты смог… да ладно. Садись, Крюпп, устраивайся поуютнее.

— Мастер Барук столь добр. Крюпп сделает по слову его и со всяческим облегчением плюхнется в кресло, вытянет ноги — ох, он чуть их не протянул, скажем честно. Какое утомительное путешествие, о Барук, возлюбленный друг Крюппа!

Похожий на разжиревшую жабу демон подполз к ногам гостя и с фырканьем свернулся клубком. Крюпп протянул ему кусок сушеного угря. Демон понюхал и с удовольствием схватил пищу.

— Дела действительно так плохи, Крюпп?

Крюпп пошевелил бровями: — Подобные путешествия заставляют нас страдать от иссушения, мучиться жаждой.

Алхимик сказал со вздохом: — Наливай.

Просиявший улыбкой Крюпп вытащил из рукава длинную пыльную бутылку (уже откупоренную). Изучил печать на темно-зеленом стекле: — Ух ты! Ваш погреб воистину превосходен! — Из второго рукава явился хрустальный бокал. Гость налил вина. Пригубил и облизал губы. — Необыкновенно!

— Удалось закончить некоторые приготовления, — сказал Барук.

— Друг Барука Крюпп весьма впечатлен. Можно лишь гадать, каким образом можно оценить события столь судьбоносные. Если вы склонны к гаданиям. Но слушайте — похороненные врата скрипят, осыпается пыль, скрежещут камни! Могут ли особы столь скромные, как мы, надеяться помешать неизбежной неизбежности? Увы, время перемалывает всё. Судьба прядет нить, и даже боги не догадываются, когда и как суждено им пасть. Даже луна спотыкается, всходя на небосвод. Звезды блуждают, скалы падают вверх, обманутые жены прощают и забывают — о, наступило время чудес!

— Именно это нам и нужно, Крюпп? Чудо?

— Кажется, что каждое мгновение текуче, хаотично и хрупко — но Крюпп отлично знает, что однажды мгновения выстроятся в стройную линию и любое отклонение станет лишь незначительной трещиной, тонкой складкой, малым изгибом. Великие силы вселенной давят ткань нашей жизни, словно гири. Богатый и бедный, скромный и честолюбивый, щедрый и жадный, честный и лживый — все раздавлены. Хрусть! Треск, вонь, жижа! Какое дело Природе до усыпанных каменьями венцов, столбиков монет, обширных имений и горделивых башен? Короли и королевы, тираны и разбойники — все подобны мошкам на лбу мира!

— Ты советуешь глядеть на все в широкой перспективе. Это очень разумно — для историка грядущих веков. К сожалению, для нас, вынужденных жить сегодня, подобный взгляд не приносит утешения.

— Увы, Барук говорит правильно. Живя, мы умираем. Стенания смерти — привычная песнь мира. Как правильно, как грустно. Крюпп попросит вот о чем: рассмотрите две сцены. В первой злой и разочарованный мужчина забивает до смерти другого. В переулке, где-то в районе Гадроби. Во второй — человек весьма богатый составляет заговор со столь же богатыми согражданами, намереваясь снова поднять цены на зерно, сделав стоимость каравая столь неприлично высокой, что семьи будут страдать от голода, дети умирать, их родители становиться преступниками. Обе эти сцены показывают насилие?

Верховный Алхимик стоял, смотря на Крюппа сверху вниз. — Только в одной сцене мы видим кровь на руках человека.

— Да, обличающие красные пятна. — Крюпп налил еще вина.

— Есть, — продолжил Барук, — множество схем, при помощи которых богатые доказывают свою невиновность. Неудачное стечение обстоятельств, непредвиденные расходы, законы спроса и предложения и так далее.

— Да. Изобилие оправданий, так мутящее воду, что никто не заметит примесь красного.

— Но результатом являются нищета, страдания и тревоги, отравляющие душу. Можно сказать, что торговцы зерном ведут незаметную войну.

Крюпп смотрел на вино за хрустальной стенкой бокала. — И бедняки остаются бедняками, а может быть, беднеют еще сильнее. Работники работают все больше за все меньшую плату, они вынуждены принимать самые тяжелые условия — что, в свою очередь, позволяет работодателям набивать мошну. Говорят, что должно существовать равновесие, что в вечной войне следует придерживаться определенных рамок, иначе наступит анархия. Стоит поднять цены на зерно слишком высоко, и случится революция.

— В которой разоряются все.

— Поначалу. Пока не возникнет новое поколение богачей, не начнет обирать бедных. Баланс состоит из дисбалансов и кажется: это будет продолжаться вечно. Увы, широкая перспектива показывает, что это не так. Структура общества более хрупка, чем нам кажется. Тот, кто слишком полагается на ее прочность, будет до глубины души поражен, заметив признаки полного краха. А потом волки сомкнут круг. — Крюпп воздел палец. — Но следите за теми, кто готовы схватить корону. Каждый хочет стать самым богатым, самым свободным. О, они очень опасны в настоящий момент, и это не преувеличение. Они очень опасны. Остается лишь молиться. Восхваляя прах.

— Призывая конец.

— И новое начало.

— Знаешь, друг, я ожидал от тебя большего.

Крюпп улыбнулся, опустил руку и коснулся бугристой головы демона. Тот лениво заморгал. — Крюпп придерживается перспективы столь обширной, как его талия — а талия его, как вам известно, необъятна. В конце концов, есть ли конец и начало у круга?

— Еще новости?

— Города живут в спешке. Глядят только вперед. Ничто не меняется, хотя меняется всё. Убийца бродит в районе Гадроби — но Крюпп подозревает, что вам о нем известно. Ассасины строят заговоры. Вы знаете и это, друг Барук. Любовники встречаются или мечтают о встрече. Дети дерутся с неведомым будущим. Люди уходят в отставку, добровольно или нет, строят новые планы и сталкиваются со старыми врагами. Завязывается дружба, и дружба распадается. Всему свое время, достойный алхимик, всему свое время.

— Слова твои не ободряют, Крюпп.

— Разделите со мной сей необычайный напиток!

— Погреба защищают десятки чар — вдвое больше, чем в прошлый твой визит.

— Неужели?

— Но ты не потревожил ни одну.

— Необычайно!

— Да уж.