Стивен Эриксон - Дань псам

Иди к ней, Спиннок Дюрав. Иди же».

И Спиннок Дюрав не стал ему рассказывать. Вместо этого он произнес: — Я сделаю все, о чем вы просите.

Аномандер Рейк ответил: — Не бойся неудачи, друг. Я не требую невозможного. Не плачь в такой миг. Ради меня, Спиннок Дюрав, найди в душе улыбку. Конец наступает. Прощай.

Резня казалась нескончаемой. Правая рука Скиньтика болела, мышцы стали тяжелыми и безжизненными, а они все пёрли — лица, искаженные отчаянием и жаждой, люди, принимающие смертельное касание железа словно благословение, необычайный дар. Он стоял между Кедевисс и Ненандой. Их уже оттеснили к внутренним дверям. Тела громоздились кучами, заполняли все пространство; кровь и прочие жидкости создали на полу глубокие лужи. Стены были забрызганы до потолка.

Он видел утренний свет за внешними дверями. День вступает в свои права, но внутри алтаря… ничего. Все уже погибли? Лежат на алтарном камне? Они оказались в ловушке. Где же ответы? Скол умер? Скол попал в руки Умирающего Бога?

Груды трупов мешали атакующим, но они пробирались и даже проползали между тел, попадая под взмахи оружия.

— Что-то не так, — хрипло сказала Кедевисс. — Скиньтик… иди… мы сумеем сдержать их и вдвоем. Иди — найди наших, если…

«Если. Возможно, мы зря теряем время». Он отошел, ударившись плечом о косяк двери. Извернулся и попал в коридор. Когда миром правит ужас, открываются все жестокие истины. Борьба за жизнь всегда обречена на провал. Не бывает чистой и полной победы. Триумф — удобная сказка, пустая, эфемерная и недолго живущая. Вот какие мысли одолевают разум, встречающийся лицом к лицу с ужасом.

Немногие понимают это. Столь немногие…

Он пробирался сквозь вонючую дымку, слыша, как успокаивается сердце, затихает дыхание. «Что… что происходит?» Слепота. Молчание. Конец всякому действию. Скиньтик старался двигаться, но понимал: желание пусто, когда слаба воля, когда нет сил. Воля — заблуждение.

Иероглифы стекали ему на лицо, шею, руки — черный дождь, горячий как кровь.

И все-таки он боролся, тело тащилось за душой, словно полумертвый предмет, помеха, пустяк, не стоящий внимания. Ему хотелось избавиться от него, хотя он понимал: плоть — единственное, что удерживает его в жизни. Он жаждал растворения, и жажда становилась нестерпимой.

«Стоп. Я не так воспринимаю мир. Это не моя игра — я никогда не верил в покорную сдачу.

Это призывы келика. Кровь Умирающего дает возможность убежать от всего, что имеет значение. Приглашение столь заманчивое, намек столь привлекательный…

Пляши! Вокруг тебя гниет мир. Пляши! Набери полный рот яда и брызгай ядом изо рта. Пляши, чтоб тебя, в пыли своих снов. Я заглянул в твои глаза и понял, что ты пуст. Ты ничто.

Боги, какое соблазнительное приглашение!»

Понимание отрезвило его, словно удар в лицо. Он обнаружил, что лежит на плитах пола, а внутренние двери почти в пределах касания рукой. В зале, что за дверями, густым дымом бурлит темнота, подобная запертому в сводчатом склепе шторму. Он слышит пение, тонкий голос ребенка.

Он не может разглядеть Аранату, Десру или Нимандера. Тело Скола простерлось неподалеку — лицо обращено вверх, глаза открыты и безжизненно уставились в пространство.

Трепеща от слабости, Скиньтик заставил себя двигаться.

В тот миг, когда они ворвались к зал алтаря, Нимандер ощутил, как нечто рвется, словно он прошел сквозь тонкую материю. Вместо бурного шторма он оказался в покое, среди нежного света и ласковых потоков теплого воздуха. Нога ступила на что-то мягкое и чуть не подломилась. Поглядев вниз, он увидел куклу, свитую из соломы и веточек. По полу разбросало немало таких вещиц — некоторые из тряпок, другие из палок, полированного дерева или обожженной глины. Почти все сломаны, без ног, рук или голов. Иные куклы свисают с низкого потолка на кожаных тесемках, источая темную жидкость.

Бессловесное пение здесь слышно громче; кажется, оно исходит со всех сторон сразу. Нимандер не видел стен — только пол и потолок, исчезающие в бесформенной белизне. И куклы, тысячи кукол. На полу, у потолка…

— Покажись, — сказал Нимандер.

Пение смолкло.

— Явись передо мной.

— Если ты надавишь на них, — произнес голос женщины или подростка, — они станут сочиться. Я выжал все. Пока они не сломались. — Пауза. Тихий смех. — Ни одна не сработала.

Нимандер не знал, куда смотреть — повисшие перед глазами искореженные куклы наводили ужас, ибо он заметил, как они похожи на чучела, что окружают Бастион. «Они — одно и то же. Нет грядок, нет порядка… но это просто иная версия…»

— Да. Они подводили меня. Разве честно? Как ему удалось?

— Кто ты?

Голос сказал уклончиво: — На дне Бездны — о да, даже у Бездны есть дно — лежат падшие. Боги и богини, духи и пророки, апостолы и провидцы, герои и короли и королевы — отбросы сущего. Ты бы смог поиграть там, как играл я. Хочешь? Хочешь играть как я?

— Нет.

— Они сломаны еще хуже, чем я.

— Тебя зовут Умирающим Богом.

— Все боги умирают.

— Но ведь ты не бог?

— На дне тебе не грозит голод. Я стал богом? Вероятно. Ты не заметил? Я съел столь многих. Так много кусков, частей. Имеется в виду их сила. Тело в пище не нуждается. Не нуждается. Да, наверное, ты правильно сказал. Правильно. Я встретил его на дне — он исследует, сказал он мне, и я зашел так далеко… так далеко.

— Твои поклонники…

— Почти все мертвы. Больше питья. Вся их кровь, ее хватит на реку, и течение понесет меня отсюда, вынесет назад. Весь путь назад. Чтобы она ЗАПЛАТИЛА ЗА ВСЁ!

Пришедший из хаоса бог… Неудивительно, что он безумен. — Покажись.

— Машина была сломана, но я не знал. Я скакал на ее спине. Вверх и вверх. Потом что-то стряслось. Несчастный случай. Мы долго падали. Мы были жестоко разбиты. Когда они вытащили меня. А теперь мне нужно сделать новую версию. Как ты сказал. И ты принес мне одну. Подойдет. Я не глух к его мыслям. Я понимаю. Хаос, боль и предательство. Я понимаю даже его наглость. Подойдет, подойдет.

— Ты не смеешь забирать его. Отпусти!

— Эти не работают. Сила утекает. Как ему удавалось?

«Одна из кукол. Он — одна из кукол. Прячется среди множества».

Голос запел снова. Песня без слов, без ритма…

Нимандер вытащил меч.

Железное лезвие свистнуло, разрезая ближайшие фигурки. Лопнули веревочки, полетели руки и ноги, воздух заполнился соломой и травой.

Похожий на кашель смех. — Решил меня найти? Сколько столетий ты потратишь?

— Сколько нужно, — отвечал Нимандер, делая шаг и замахиваясь снова. Треск дерева, звон глины. Нога наступила на очередную куклу.

— Я успею убежать. Река крови поможет. Это мой путь наружу. Далеко! Ты что, не понимаешь? Врата открываются. А ты даже не видишь.