Стивен Эриксон - Дань псам

Тьма пробудилась, узор проник во Врата и тонул, тонул, выходя из Драгнипура, навеки покидая проклятый меч…

В Храме Тьмы, в Черном Коралле, что тонет в ядовитом дожде, Скол — и засевший в нем бог — навис над скорчившимся Эндестом Силаном.

Игра окончена. Наслаждение победой ушло в никуда по вине упрямого старика.

Кольца звенят, кружась у руки. Скол вытащил кинжал. Просто, грязно — но зато наверняка!

Но тут он увидел, что пол внезапно покрывается черными шевелящимися полосами, формируя узор. Раздался долгий вздох, повеяло дыханием льда. Полотнища дождя замерзали, едва достигая зоны холодного воздуха — капли падали, разбиваясь, на вывороченные плиты и ломаную мозаику. Холод поднимался все выше.

Умирающий Бог нахмурился.

Рисунок расползался, покрывая весь пол алтарного зала, выплескиваясь наружу. Он казался странно бесформенным, словно замысел его включал больше измерений, чем способен видеть глаз.

Пригнувшись в окопе на вершине холма, Штырь и Жрикрыс пялились в небо над Черным Кораллом. Безумного вида узор проявился в воздухе, разрастаясь и опускаясь на город.

Они уловили мгновение, в которое щупальце узора коснулось драконицы, спавшей на башне; они видели, как она расправляет крылья, качает головой на длинной шее, открывает пасть.

Силанна заревела.

Оглушительный звук. Вопль горя, гнева, необузданного желания.

Тварь метнулась в падающий узор, в падающее небо, взлетела над городом.

Штырь зловредно засмеялся: — Беги, Градизен! Беги, если хочешь! Эта яростная сука ищет тебя!

Араната перешла порог. Нимандер за ней. Он задохнулся и сбросил ее руку — ибо касание жгло невыносимым холодом, грозило омервить кожу.

Он пошатнулся.

Араната встала у входа в огромный алтарный зал. Где загадочный эфирный узор струился дождем с купола потолка — бесчисленные связанные между собой нити тягуче опускались, им навстречу с пола поднимались другие щупальца.

Нимандер услышал ее шепот: — Врата. Как… о, дорогой мой сын… о, Аномандер…

Скол стоял в середине зала. Он повернулся, услышав, как пришли Нимандер и Араната.

Кольца закружились на концах цепочки — и вдруг замерли, пойманные узором. Части цепочки туго натянулись.

Мучительная боль исказила лицо Скола.

Послышался треск — это петля цепочки перерезала указательный палец. Кольца освободились и полетели к узлам узора. Они кружились у каждой встречной нити так быстро, что казались размытыми… а потом пропали совсем.

Нимандер обошел Аранату и бросился к Сколу.

А тот шатался, смотря вниз, словно пытаясь обнаружить у ног отрезанный палец. На лице боль и потрясение, ошеломление…

Он всегда недооценивал Нимандера. Ошибался с легкостью. Ошибиться всегда легко.

Похожий на отца, не скорый на гнев — но когда гнев разгорается… Нимандер схватил Скола за куртку, бросил на пол одним широким движением, заставив перекувыркнуться.

И тем самым пробудил Умирающего Бога. Сверкая от ярости, тот вскочил на ноги и оборотился лицом к Нимандеру.

Тисте Анди даже не вздрогнул. Он приготовился встретить врага, выхватил меч…

Легкое касание руки остановило его.

Араната — которая больше не был Аранатой — вышла вперед.

Но нет, ее ноги не касались пола. Она взлетала все выше среди струящихся шелком потоков темноты. Она взирала на Умирающего Бога сверху вниз.

Тот, представ перед ликом Матери Тьмы — перед Старшей Богиней во плоти — запаниковал, сжался, словно став меньше.

«Она уже не тянется сюда… уже нет. Она здесь. Мать Тьма здесь».

Нимандер услышал, как она говорит: — Ах, сын мой. Я … принимаю.

Врата Тьмы больше не блуждают. Больше не бегут. Врата Тьмы нашли себе новый дом в сердце Черного Коралла.

Лежа грудой изувеченной плоти и костей, Эндест Силан встал у реки — реки, пришедшей из памяти, реки истинной, что так долго поддерживала его силы — и открыл глаза. Верховная Жрица упала на колени рядом, погладила его лоб. — Как, — прошептала она, — как он мог просить такого? Откуда он знал…

Он улыбнулся сквозь слезы: — Все, чего он просил у меня и Спиннока Дюрава, и у многих других, он возвращал. Всегда и непременно. Вот… вот его тайна. Не понимаешь, Верховная Жрица? Мы служили тому, кто служил нам.

И он сомкнул глаза и ощутил иное присутствие — то, которое вовсе не ожидал ощутить вновь. И сказал мысленно: — Ради тебя, Мать, он совершил это. Ради нас он совершил это. Он привел нас домой. Привел всех нас домой.

И она ответила мыслью, и глас ее поднялся из глубин, из реки, в которой он черпал силы. Силы, чтобы выстоять в последний раз. Как просил Владыка. Ибо Владыка знал, что он сумеет.

Она сказала: — Я понимаю. Иди же ко мне.

Вода между нами, Эндест Силан, очистилась.

Вода чиста.

Отбросив в сторону жалкую безжизненную оболочку того, кто звался Сирдомином, Селинд приготовилась атаковать самого Искупителя.

Бог, некогда бывший Итковианом — безмолвный, пораженный свидетель стойкой обороны, невообразимого мужества — поднял голову. Он ощутил присутствие. И не одно. Мать. Сын. Так давно разделенные, они соединились на путях столь таинственных, столь непостижимых, что нам никогда не понять. А потом его словно затопило. Это был дар истины, истины искупления. Он прерывисто вздохнул.

«Мне было показано… мне было…»

Он двинулся навстречу ей.

— Благодарю тебя, Аномандер Рейк, за нежданный дар. Мой тайный друг, прощай!

Искупителю не нужно было покидать курган бесполезных богатств, не нужно было представать перед Тьмой. Нет, он мог теперь пройти прямо в ее царство.

Сквозь стену иссякающего дождя, туда, где стояла она — неуверенная в себе, дрожащая, оказавшаяся на краю забвения.

Он обнял Селинд.

И, крепко сжав ее плечи, сказал так: — Благословляю тебя, да не будешь ты одержима. Благословляю тебя, чтобы ты начала вовремя и исполнила все необходимое. Благословляю тебя во имя Искупителя, во имя мое, против жестоких, против пожинающих души, против забирающих жизнь. Благословляю тебя, чтобы жизнь твоя, как и всякая жизнь, исполнялась до конца, ибо мир достигается в завершении.

Против этого Умирающий Бог не нашел защиты. В его объятиях Умирающий Бог решил, будто не сам напал на Искупителя, но был призван им. Что не сумел вовремя заметить тайного воздействия. Что Искупитель способен исцелить то, что никому не под силу.

Здесь, в чистой Темноте. У самых Врат к Матери Тьме, ибо нет лучшего места для возрождения.

Умирающий Бог просто… ускользнул прочь.

А Селинд… что же, она упала ему в руки.

Искупитель оставляет право судить другим. Это позволяет ему, видите ли, очищать всё.

И вода чиста между ними.