Аарон Дембски-Боуден - Предатель Кровь Кровавому Богу

Лотара глянула на Вел-Хередара.

– Дело в этом?

– У вас нет допуска, – отозвался тот.

– Вы были абсолютно уверены, что Гвозди приведут к вырождению?

– У вас нет допуска.

– Хорошо… было ли это просто гипотезой, утечки которой вы не желали?

Тройные глаза Вел-Хередара застрекотали, меняя фокусировку.

– Несущественно, утечки чего я желал или не желал. Мои личные предпочтения не участвуют в балансировке.

– А Император? Когда вы докладывали ему, вырождение было для вас очевидно, или же просто вероятно?

– У вас нет допуска.

– И Император приказал вам молчать.

Очередная пауза.

– Да. Я подчиняюсь мудрости Бога-Машины.

Лотара бросила взгляд на стоящего рядом Лорке.

– Теперь мы знаем.

Дредноут посмотрел на нее сверху вниз.

– Ничего такого, о чем мы не могли бы догадаться.

– Лорке, не все из нас ходили и разговаривали сто лет назад. Наличие секретности – достаточное для меня доказательство. По этой причине Русс и явился за вами в Ночь Волка.

– Одна из многих причин.

Она оставила это без ответа.

– Архимагос. Убьют ли Пожирателей Миров их имплантаты? – она облизнула губы, ощутив, что те внезапно пересохли. – Убьют ли они Кхарна?

Закутанный в мантию жрец выглядел рассеянным. Его глазные линзы осматривали одного из неподвижных титанов, готового снова выступать.

– Их имплантаты – примитивные копии пагубного оригинала, – произнес он. – Они подтачивают стабильность, вредя способности субъекта мыслить здраво. Они нарушают высшую мозговую деятельность, переписывая эмоциональные реакции. Впрочем, это не критично – нет вырождения в смертельном смысле. Наиболее важным аспектом их имплантации, как и у исходных Гвоздей, является то, что их нельзя вынуть, не убив носителя, или – в лучшем случае – не нанеся мозгу тяжелых и не подлежащих восстановлению повреждений. Однако они, как вы выразились, не убьют Кхарна. И, разумеется, всякого другого Пожирателя Миров.

Капитан Лотара Саррин ударила кулаком по ладони.

– Вот что узнаешь, проявив немного любопытства, – улыбнулась она.

Вел-Хередар издал щелкающее тиканье, выражая веселое несогласие.

– Флаг-капитан, существует древняя терранская пословица, касающаяся любопытства. Там также фигурируют животные семейства кошачьих и убийство, хотя должен признаться, что для меня в этом мало смысла.

– Я знаю лучше: «Единственным благом является знание, а единственным злом – невежество».

– Интригующе, – кивнул жрец. – Это суждение близко мне по духу. Кто это сказал?

– Явно кто-то из Тысячи Сынов. Кхарн мне однажды его процитировал, и мне понравилось.

Вел-Хередар вернулся в свои покои, желая отдохнуть в одиночестве. Железные горгульи злобно косились с высоких стен. Рабочие разбегались перед ним, разжигая кузнечное пламя на случай, если он пожелает поработать.

Разумеется, он пожелал. Ему всегда хотелось работать. Его покои были в первую очередь фабрикой, а уж потом всем остальным. Лязгая ногами-стержнями по палубе, он двинулся к рабочему столу, расположенному перед панорамным окном.

– Убрать щиты, – распорядился жрец. Повинуясь его голосу, прикрывающая окна трехметровая броня начала с натугой отодвигаться. Возникла ярко пылающая щель, которая расширялась по мере движения брони. Довольно скоро тени комнаты пришли в суматоху от бурлящего и буйного свечения варпа. По стенам заплясали ангелы и дьяволы, по большей части создаваемые вырезанными на стенах зловеще ухмыляющимися горгульями. По большей части, но не полностью.

Вел-Хередар уставился в хаотичные бездны имматериума, периодически делая своими тремя глазами пикты для дальнейшей обработки. Обычного человека подобное зрелище, скорее всего, свело бы с ума, но он делал так часто, находя результаты тревожно-странными. Ему казалось, что на многих неподвижных изображениях он может различить во мгле лица людей. Они кричали, постоянно кричали.

Вел-Хередар приступил к работе. Он протянул одну руку к клинку Дитя Крови, а другой пододвинул к себе инструменты.

Однако им владела рассеянность. Вопросы смертной-капитана блуждали у него в сознании, повторяясь, словно в испорченном воспроизведении.

На самом деле он никогда не встречался с Владыкой Человечества, однако Малкадор Сигиллит вручил ему свиток, запечатанный Палатинской Аквилой. Послание, собственноручно написанное Императором. Он все еще держал его в шифрованном сейфе. Кто бы отказался от подобной реликвии?

Он верил в тайны, которые ему велели хранить, хотя никогда не понимал, какой от них может быть вред. В любом случае, это ведь было только предположение. В то время все указания на церебральную дегенерацию коры мозга были лишь непроверенной гипотезой.

Впрочем, он провел квалифицированную оценку. Он осуществил ее, пока примарх еще спал после прикосновения Малкадора, когда технодесантникам и апотекариям XII Легиона велели удалиться. Тогда настала очередь Вел-Хередара, и он занимался осмотром на протяжении семи часов под пристальным взглядом Сигиллита.

– Не могу сказать наверняка, – в конце концов, признался он человеку, который каким-то образом одновременно казался древним и не имеющим возраста. – Однако могу сделать оценку на основании немногочисленных имеющихся данных.

Ангрон заворчал, ворочаясь во сне на хирургическом столе. Вел-Хередар отпрянул назад, непроизвольно проявив тревогу.

И все же время показало, что он был прав. Если воспользоваться грубым и эффективным термином Лотары Саррин, примарху становилось хуже . Он становился менее человечным – если его вообще когда-либо можно было так назвать – в своих поступках, и все больше подчинялся Гвоздям в эмоциональном и физическом отношении. Вырождение было медленным, достаточно медленным, чтобы первые несколько десятков лет на нарушения не обращали внимания. Было нетрудно не поверить Волкам, отказать им и сражаться с ними. Тогда все было не так заметно, как впоследствии. В следующие десятилетия ухудшение ускорилось, но удаленность флотов крестового похода делала нелепой саму идею распределения ресурсов и наказания сбившихся с пути. Донесения не всегда доходили до Терры. Количество экспедиционных флотов исчислялось тысячами, и это мало что значило.

А теперь они все воевали. Медленный износ превратился в катастрофический распад. Примарх по-настоящему освободился от привязи Императора, и его припадки ярости стали жарче и дольше.

Вел-Хередар не питал вражды к тому, кого именовал Омниссией . В конечном итоге, было не столь важно, являлся ли тот подлинным воплощением Бога-Машины, или же необыкновенно сведущим лжепророком. Гор и Келбор-Хал провозгласили его ложным мессией, и – как это всегда бывает при строительстве империи – вопросы политики и военной мощи главенствовали над истиной. Они не были могущественны благодаря своей правоте, они были правы благодаря своему могуществу. Как всегда, историю предстояло писать победителям. В данном случае на кону была не просто история, а метафизическая истина: победа определяла, кто рожден божественным образом, а кто – ложный идол.