Аарон Дембски-Боуден - Предатель Кровь Кровавому Богу

На сей раз Ангрон не засмеялся. Лоргар видел по напрягшимся мускулам брата, что где-то у него в сознании щелкнул какой-то когнитивный переключатель, и ярость Ангрона вновь нарастала.

– В ту ночь сбежал лишь один из нас. Он слаб.

– Кровь Богов, – Лоргару еще удавалось говорить спокойно, пусть и с трудом. – Примархи это мостик между Императором и видом, который он ведет за собой. Мы все слабы, поскольку равны. Все . Мы – это преувеличенное человечество с его достоинствами и недостатками.

– Я не слаб. Я никогда не был слаб.

– Если ты не в состоянии понять урок Русса, то ты не просто слаб, но еще и глуп.

Лоргар видел по глазам Ангрона, как сложно Пожирателю Миров не позволять себе сомкнуть руки на горле брата. Он уже набирал воздуха, чтобы прокомментировать самообладание Ангрона, когда корабль задрожал у них под ногами, и они снова выпали из варпа. Металл издавал стоны, сам корабль корчился в муке от того, что его выбросило обратно в холодные не-волны реального пространства. Благородный машинный дух «Лекса» начинал любить путешествия по Морю Душ.

Ангрон медленно выдохнул, издав медвежье фырканье. Его налитые кровью глаза перестали болезненно блестеть, а дрожь в руках унялась.

– Забудь про Ночь Волка. Я пришел из-за Нуцерии.

– И я тебе ответил, – парировал Лоргар, продолжая наблюдать, как гнев брата угасает после выхода корабля из варпа.

Покрытый шрамами примарх посмотрел на золотого. Ангрон впервые осознал, что единственные раны, которые Лоргар не смог – или, возможно, не захотел – залечить, были порезы на щеках, оставленные когтями Коракса на Смертных Полях.

Он уже устал попадаться на изящные словесные гамбиты Лоргара, и на сей раз не собирался поддаваться на провоцирующую реплику брата.

– Я тебя уважаю, – признал он. – Однако никогда не полюблю.

Проявив редкое внимание и участие, Ангрон встретился с братом глазами.

– Впрочем, ты мне действительно должен, ведь я спас твою жизнь. Поэтому я дам тебе спасти мою.

Лоргар улыбнулся и поклонился, словно жрец.

– В таком случае, готовься, – произнес он. – Мы доберемся до Нуцерии через месяц. Ты возвращаешься домой, Ангрон.

Ангрон вновь издал низкое гортанное рычание «Ммм» . Его изуродованное лицо медленно озарилось железнозубой улыбкой.

– Интересно, помнят ли они меня.

Ход времени в варпе не был похож ни на что другое. Даже на защищенных кораблях касание нереальности просачивалось внутрь и искажало восприятие часов в мышцах и разумах находящихся на борту смертных. Минутные задачи могли вызывать изнеможение, как будто ими занимались несколько часов. Все с трудом засыпали, и многих терзали мрачные сны. Когда у членов экипажа подходил цикл отдыха, нередко случалось так, что к началу следующей смены они покидали каюты раздражительными и почти не отдохнувшими.

Лотаре Саррин снился ее брат – его смерть в юности, когда тот заболел и умер, несмотря на бесконечные богатства отца. Тогда она впервые за свою детскую жизнь осознала, что нельзя решить все проблемы, просто забросав их деньгами. Вплоть до самого конца ей было противно вообще смотреть на брата, и с годами жжение стыда не смягчалось. Он бился и кричал, выглядя так, словно уже умер, и глядел на них впалыми желтыми глазами, содрогаясь от отказа множества органов.

За этот месяц она много раз видела во сне корчащегося мальчика. Когда же бессонница оказывалась милосердна и не давала уснуть целыми днями, она слышала, как он кричит в воздуховодах.

Ангрон не утруждал себя командованием «Завоевателем», доверив это специально обученным офицерам. Точно так же его не заботили тренировки воинов, и он возложил занятие рутинными аспектами жизни Легиона на центурионов. Несколько раз его замечали в компании Вел-Хередара, когда он входил или выходил из кузнечных покоев архимагоса. В остальное время он бродил по просторным залам военного музея «Завоевателя», останавливаясь для долгих бесед с архивариусами, когда боль внутри черепа оставляла ему терпеливости для них. Когда он проводил время со своими людьми, то не выделял какой-то орден или роту, всегда распределяя внимание между ними. На борту «Завоевателя» находилась очень малая доля Легиона, остальные участвовали в усмирении Ультрамара, и присутствующие за этот месяц видели примарха чаще, чем за несколько прошлых лет. Он пил с ними, наблюдал за гладиаторскими поединками, смеялся совсем как они, и разделял теплоту братских уз, как мало кто из примархов со своими людьми.

Лоргар уединился скорее не из отвращения к соседству с остальными, а ради работы и концентрации. Он занялся записью мелодии по ту сторону пелены, при помощи пера и чернил покрывая пол и стены базилики надписями на языке, который одновременно и был и не был неровными колхидскими рунами. Однажды его вновь навестил Магнус, чтобы поговорить о звездах и сути реальности в царстве, где встречаются боги и смертные. Лоргар ни разу не поднял взгляда от записей, даже не заметив появления брата. Для него имела значение только песнь. Теперь он ее в равной мере слышал и чувствовал – она стала обдувающим кожу ветром и барабанным боем внутри костей. Можно было взять тысячу оркестров с тысячи разных миров, которые бы использовали инструменты и мелодии, известные только их цивилизациям, и все равно так и не приблизиться к масштабам концерта в сознании Лоргара. Это была не одна песня, а миллиард накладывающихся друг на друга, и он был должен слушать и убеждаться, что каждая нота попадает в такт. Он слышал, как триллионы мужчин, женщин и детей умирают всеми возможными способами. Слышал предсмертные крики целых миров, когда их поверхность пылала, а сердцевина стонала от напряжения. Он слышал это, чувствовал и записывал, записывал, записывал.

К тому времени, когда «Лекс», наконец, выпал из варпа в системе Нуцерии, примарх гадал, не так ли ощущается безумие. Было ли это безумие? Знал ли бы он? Знают ли вообще безумцы, что зашли так далеко?

Впрочем, он не перестал писать. Собор представлял собой холст, покрытый руническим текстом, и не имело значения, сколько раз его переписывать. Он стал царапать медленнее, но не остановился полностью.

Еще нет.

Скане видел сны о доме и много часов разглядывал медицинские диагностические гололиты, которые отражали точную степень дегенерации, которая произошла с его телом с годами из-за радиации. Ему предлагали возможность выйти из состава разрушителей. Он отказался.

Делварусу снилось недоступное спасение, и он вдвое яростнее бился на тренировках, чтобы опровергнуть саму возможность этого.

Каргос изучал хранилища геносемени, позволяя себе секунды меланхолии при виде имен, выгравированных на блоках криохранения. Когда он спал, то видел былые победы. Похоже было, что касание варпа никогда не играет с ним, как с остальными.