Андрей Березняк - Чернильные стрелы

От Нарвано гвардеец Шаэлью ушел, когда ему исполнилось двадцать. К тому времени молодому гвардейцу было яснее ясного, что никаких приличных денег он у бедного, но чванливого вастера не заработает. Пуаньи платил своим солдатам по два принца в неделю, прожить все десять дней на это, конечно, можно, тем более что столовались гвардейцы в замке, но даже гулящую девку снимешь далеко не всякий раз. Не говоря уже о том, чтобы обзавестись собственным домиком и привести туда жену. Старики как-то умудрялись за много лет откладывать что-то, и со службы уходили с каким-то запасом, которого хватало на халупу с земляным полом. Некоторые даже успевали прижить от какой-нибудь вдовы пару детишек к наступающей старости. Но Тойло такая судьба казалась убогой изначально. Он и в самом деле не понимал, почему должен потратить свою жизнь на безмолвное стояние с короткой пикой под выцветшим гобеленом или монотонное хождение с той же пикой по грязным улочкам Нарви. Он ненавидел вастера, который не платил никакого пенсиона отставным ветеранам, но старательно пошивал бордовые жиппоны гвардейцам и ежегодно обновлял эмаль на их кирасах, что превышало жалование всех солдат разом. Тойло был готов носить обычный дублет тонкой ткани и полированный им же стальной доспех, но иметь в кармане не два, а четыре принца в неделю. Хотя бы.

Пику Тойло тоже ненавидел. Древко длиной в два роста было абсолютно бесполезно что в коридорах вастерского замка, что на улицах, где дома смыкались крышами. Даже он – совсем пацан еще – понимал, что с этим оружием гвардеец еще беззащитнее, чем если бы ходил, надеясь только на собственные кулаки. Но вастер Нарвано был непреклонен – это традиция, которой веков больше, чем лет наглому молокососу. Вот и приходилось Тойло таскать за собой проклятую пику. Однажды он бросил ее посреди улицы, погнавшись за Косым Вайно, в наглую, на глазах у честного народа, стащившего худую сковороду у бродячего лудильщика. Поймав дурака, ожидаемо оказавшегося нетрезвым, гвардеец не нашел свое оружие там, где видел его в последний раз. Они оба пережили несколько неприятных часов: Тойло представлял, что с ним сделает десятник за утерю пики, и сколько вычтет из жалования вастер, а Косой Вайно на собственной шкуре ощутил, что в этой неприятности виноват именно он. Хотя он же и нашел пику: мальчишки затащили ее на крышу ближайшего дома, где она и застряла в чердачном окне. Тогда Вайно понял для себя важную вещь: даже в самых неприятных ситуациях надо искать свою выгоду. И если ты лежишь на спине, потому что тебя бьют сапогом под ребра, посмотри наверх, вдруг там найдется что-то, что отвлечет мерзкого стражника. Например, его потерянная пика.

Говоря умными словами, перспектив в службе у вастера Тойло не видел. Поэтому когда однажды в ресторане господина Коваршо ему пришлось разнимать дерущихся гуртовщиков и витаньери, молодой гвардеец, орудуя кулаками и половиной табурета, гуртовщиокв, которых было в два раза больше, бил от души, своротив одному из них нос практически на щеку, а вот последователей Святого Вито старался успокаивать умоляющим взглядом. И именно Тойло нашептал десятнику, что витаньери тащить в каталажку не стоит: выгоды с того никакой, а вот проблем при сопровождении семерых наемников из харчевни к замковой тюрьме… Десятник спорить не стал, сам понимая, что выпившие, разгоряченные дракой наемники добровольно под замок не пойдут, а тащить их волоком – себе дороже.

Утром Тойло улизнул из казармы, от часовых отбрехавшись разрешением десятника, а от дворовых шавок он просто проигнорировал: те и сами брехали за пятерых. В заведение Коваршо гвардеец заходил с опаской. Во-первых, могли и побить, а во-вторых, если ничего не получится, десятник в полдень сдерет с него шкуру. Ну, не шкуру, конечно, но фингал поставит точно, да и на чистку сортиров отправит к закупам и пьянчугам-штрафникам, коим не повезло быть пойманными при дебошах – это и монетку кидать не надо. Учитывая, что штрафниками сегодня будут гуртовщики, которых Тойло потчевал кулаками и табуреткой с особым рвением…

Но голова витаньери принял солдата хотя и мрачно, но выслушал.

– Потому и не бил нас вчера?

– Ну да, – опустил глаза Тойло.

Наемник почесал подбородок и оценивающе посмотрел на молодого гвардейца.

– Умеешь-то что?

Умел Тойло немногое, в чем честно и признался. Но такой ответ витаньери понравился, и гвардеец Шаэлью тем утром превратился в дезертира. По законам славного королевства Септрери за это ему грозила каторга двойным сроком от оставшегося по службе, то есть почти шестьдесят лет. И это сейчас еще время мирное, иначе четвертование без лишних разговоров. Конечно, легче было в том, что дезертировал Тойло из гвардии скромного пуаньи, потому, вздумай вастер Нарвано его ловить, отбывать наказание пришлось бы у него. Хотя шестьдесят лет закупом – такого никому не пожелаешь. А вот вздумай кто сбежать из войска короны, тут ждет полноценная каторга. Рудники, строительство дорог, волоки между реками – много где во славу короля можно зачахнуть за пять лет.

Как бы то ни было, но отряд витаньери, выходя из Нарви, увеличился на одного человека. Но кто будет пересчитывать каких-то наемников, а тем более сверять бумаги, сколько их там вчера в другие ворота заходило. И рожи-то: у всех синяки, губы разбиты, парочка так вообще тряпками замотана – хорошо, говорят, вчера у толстого Коваршо погуляли.

С тех пор, Тойло вздохнул, прошло уже больше двадцати лет. И все это время пришлось на служение Святому Вито. Как гордо звучит – служение! Святому!

На деле святости витаньери Шаэлью не видел и рядом.

Суровое обучение в отряде Гормо Тардева окупилось хотя бы тем, что в битве на реке Гвиссельи Тойло умудрился выжить, хотя войска кластаро Кресото были рассечены двумя ударами тяжелой кавалерии на три неравные части и прижаты к крутому берегу. Обидно было то, что первое же сражение для зеленого витаньери превратилось в избиение, и надо же такому случиться, что он оказался именно на той стороне, которую безжалостно вырезали. И уж тем более никто не жалел наемников. Гормо говорил, что на поле брани лучший враг для воюющего за деньги – его же собрат. Витаньери как раз с удовольствием принимали капитуляцию своих коллег. Тут и выкуп, да и в принципе: сегодня ты его, завтра он тебя, а послезавтра вы в одном строю. Нет, разное бывало под этим небом, например, Кларст Сухой однажды не принял капитуляцию отряда Голого Гасперри. Просто потому, что тот был его основным конкурентом в самых жирных заказах. Дело это было давнее, но витаньери и по сей день считали, что Сухой был в своем праве, хотя носить голову Гасперри на пике со знаменем – это уже лишнее.