Аарон Дембски-Боуден - Разведчик Пустоты

— Я не помню.

Вместо ответа Вариил ударил его. Талос не успел заметить, как тыльная сторона перчатки апотекария хлестнула его по лицу.

— Я не просил тебя вспоминать. Я попросил тебя поработать твоими проклятыми мозгами, Талос. Думай! Если не можешь вспомнить, тогда дай мне ответ на основании того, что знаешь о себе. Ты привел нас сюда. Зачем? Какой нам с этого прок? Как это послужит нашим интересам?

Пророк сплюнул на пол кислотной слюной. Когда он снова повернулся к Вариилу, на его бледных окровавленных губах играла змеиная усмешка. Он не ударил в ответ. Не сделал ничего, лишь обнажил в улыбке окровавленные зубы.

— Благодарю, — сказал он, когда напряженная секунда миновала. — Я принял твои слова к сведению.

Вариил кивнул.

— Я надеялся, что так и будет.

Он встретился взглядом с темными глазами пророка.

— Извини за то, что я тебя ударил.

— Я это заслужил.

— Так и есть. И все же прошу прощения.

— Я сказал, все в порядке, брат. Не нужно извинений.

Вариил снова кивнул.

— Если так, не попросишь ли остальных перестать в меня целиться?

Талос оглянулся. Оба воина из Третьего Когтя вскинули болтеры. Первый Коготь последовал их примеру, наведя оружие на апотекария. Даже несколько Повелителей Ночи, лежавших на столах и ожидавших операции, подняли пистолеты и приготовились открыть огонь.

— Айваластиша, — сказал Талос. — Мир.

Воины, все как один, медленно опустили оружие.

Вариил махнул на одно из соседних помещений:

— Пойдем. Мне надо провести несколько тестов твоей крови…

— Тесты подождут, Вариил.

В холодных глазах Вариила блеснуло что-то — какая-то эмоция, которой он не дал проявиться целиком.

— Я считаю, что ты умираешь. — Он понизил голос. — Я уже спас тебя прежде. Позволь мне осмотреть тебя сейчас, и мы узнаем, сумею ли я спасти тебя во второй раз.

— Немного мелодраматично, — ответил Талос, хотя его пробрало холодом, словно ему вкололи боевые наркотики, блокирующие нервные окончания.

— Твое тело отторгает модификации, вызванные геносеменем. По мере того как ты стареешь и получаешь рану за раной, регенеративные процессы слабеют. Твой организм уже не может залечить те повреждения, что причиняет тебе кровь Курца. Некоторые люди просто не подходят для имплантации геносемени. Ты один из них.

Какой-то миг Талос ничего не отвечал. Услышанные во сне слова Рувена гремели у него в голове свирепым хором, сливаясь с приговором Вариила. Повернув мраморно-бледное лицо, он оглядел остальную часть комнаты.

— Это только предположение, — наконец выдавил он.

— Да, — согласился Вариил. — У меня мало опыта работы с физиологией Легионес Астартес первого поколения. Но я сумел поддерживать жизнь моего лорда Черное Сердце в течение веков, комбинируя мастерство, древнюю науку и используя глупцов, практикующих могущественную черную магию. Я знаю свое дело, Талос. Ты умираешь. Твое тело больше не функционирует так, как должно бы.

Пока апотекарий говорил, Талос шел за ним. В боковой комнате Вариил указал на что-то вроде пыточного стола в комплекте с цепями. Потолок зала занимал паукообразный многоногий прибор. Каждая стальная конечность заканчивалась сканером, ланцетом или зондом.

— Поначалу можешь не ложиться. Я проведу более детальные тесты после предварительных, но сейчас мне надо забрать кровь из вен в твоей шее. Затем мы сделаем скан твоего черепа. И лишь затем заглянем глубже.

Талос, не сказав ни слова, покорно закрыл глаза.

Еще один раненый умер на руках Септимуса. Оружейник выругался на ностраманском.

Хирург, с которым он работал, провел окровавленной рукой по лицу — как будто это могло стереть уже имевшиеся там пятна, а не добавить новых.

— Следующий, — сказал он ближайшим сервиторам.

Они втащили на стол извивающуюся женщину в грязной униформе. Болтерный снаряд повредил ей ногу, но жгут, наложенный на бедро, спас от холодной и зябкой смерти от кровопотери. Септимус вздрогнул, увидев то, что осталось от ее ноги ниже колена. Глаза женщины были расширены, зрачки сужены. Она со свистом вдыхала и выдыхала воздух сквозь сжатые зубы.

— Кто ты? — мягко спросил он одновременно с медиком, который бросил: «Имя и должность».

— Марлона, — ответила она Септимусу. — Четвертая арсенальная палуба правого борта. Я заряжающий.

На мгновение она отчаянно сомкнула веки.

— Не превращайте меня в сервитора. Пожалуйста.

— Он не станет, — сказал ей Септимус.

— Благодарю. Ты Септимус?

Раб кивнул.

— Слышала о тебе, — выдохнула она и обмякла на столе, прикрыв глаза от слишком яркого света ламп наверху.

Врач снова протер лицо, явно оценивая, стоит ли тратить дешевые аугметические протезы, запасы которых и без того стремительно уменьшались. Только офицеры могли твердо рассчитывать на бионический орган или конечность, но и эта женщина не была трюмной швалью.

— С одной ногой она не сможет выполнять свои обязанности, — сказал Септимус, чувствуя, что дело уже проиграно.

— Другой может с тем же успехом работать на погрузчике, — ответил медик. — Чернорабочим несложно найти замену.

— Примарис, — с хрипом выдавила Марлона, превозмогая боль. Пот катился с нее горячими каплями. — Квалифицированная примарис. Не… не просто на погрузчике. Могу управлять загрузчиком боеприпасов. Заряжать орудия.

Хирург покрепче затянул жгут, вызвав новый стон.

— Если я узнаю, что ты солгала мне, — сказал он женщине, — я поставлю в известность легион.

— Не вру. Квалифицированная примарис. Клянусь.

Ее голос слабел, а глаза закатывались.

— Поставь ее в очередь на аугментацию класса «омега», когда пройдет кризис, — сказал медик своему ассистенту-сервитору. — Стабилизируй ее и прижги пока что обрубок.

Теперь Марлона была без сознания. Септимус, однако, подозревал, что горячая смола, вылитая на ногу для предотвращения дальнейшей кровопотери, приведет ее в чувство. Подавив вздох, он проклял орден Генезиса за их фанатичную атаку. Гори Трон огнем, они изрядно потрепали корабль!

Врач двинулся дальше, выглядывая следующего пациента на следующем столе в их бесконечном потоке. Когда Септимус пошел за ним, его взгляд упал на Октавию в другом конце комнаты. Она стояла в самом центре этой мясной лавки, и ее бледную кожу осквернили кровавые следы, оставленные мертвыми и умирающими.

Он смотрел, как Октавия перевязывает конский хвост, как тревожно замирают ее пальцы, когда она идет от стола к столу, стараясь ни к кому не прикоснуться. Она ненадолго останавливалась лишь там, где лежали потерявшие сознание, и проводила пальцами по их коже, произнося несколько слов утешения или проверяя пульс.

И, посреди этого смрадного скопища умирающих еретиков, Септимус улыбнулся.