Аарон Дембски-Боуден - Разведчик Пустоты

— Как тебя зовут? — спросил ее Талос.

— Вуларай, — ответила она.

Талос чуть улыбнулся под наличником шлема. «Вуларай» по-нострамански означало «лжец».

— Забавно. Ты мне нравишься. А теперь отойди в сторону, прежде чем ты перестала мне нравиться.

Служительница попятилась, и воин заметил блеск металла под рваным тряпьем, заменявшей ей одежду.

— Это гладиус?

Существо замерло.

— Повелитель?

— Ты носишь гладиус легиона?

Она обнажила висевший на бедре клинок. Для Повелителя Ночи гладиус был коротким колющим оружием длиной с предплечье воина. В руках человека он превратился в полноразмерный меч. Узор ностраманских рун, вытравленный в темном металле, не оставлял места для сомнений.

— Это, — сказал Талос, — оружие легиона.

— Это был подарок, повелитель.

— От кого?

— От лорда Кириона из Первого Когтя. Он сказал, что мне необходимо оружие.

— Ты знаешь, как им пользоваться?

Забинтованная женщина пожала плечами и ничего не ответила.

— А если бы я просто отшвырнул тебя в сторону и вошел, Вуларай? Что бы ты тогда сделала?

В ее сдавленном голосе послышалась улыбка.

— Я бы вырезала вам сердце, господин мой.

Навигаторские покои были освещены немногим лучше, чем остальные комнаты и коридоры корабля, — их озарял тусклый, нездоровый свет тридцати без малого мониторов, подключенных к внешним пикт-камерам. Они отбрасывали сероватый отблеск на остальную часть обширной комнаты, превращая круглый бассейн в ее центре в лужу расплавленного свинца. В воздухе висела густая мясная вонь амниотической жидкости.

Она держалась подальше от воды. С захвата «Эха проклятия» прошли долгие месяцы, и половина корабля была очищена с помощью огнеметов — однако Октавия поклялась использовать амниотический бассейн только для полета в варпе, когда ей требовалась самая тесная связь с машинным духом корабля. Талос, видевший Эсмеральду, предыдущую обитательницу этих покоев, отлично понимал, почему Октавия отказывается проводить слишком много времени в питательном растворе.

С химической вонью амниотической жидкости мешались другие запахи, связанные с личным пространством Октавии: острый душок человеческого пота, запах плесени, исходящий от ее книг и свитков пергамента, и слабый — но не неприятный — аромат ее волос. Даже недавно вымытые, они выделяли жир.

И было что-то еще. Что-то похожее на запах менструальной женской крови, с тем же богатством оттенков. Близкое, но не совсем.

Талос прошел по краю бассейна к трону, обращенному к мониторам. Каждый из экранов показывал разные участки обшивки корабля и ледяной вакуум снаружи. На нескольких виднелось серое лицо планеты, на орбите которой они вращались, и контрастно-белый шар ее каменистой луны.

— Октавия.

Ее глаза распахнулись и взглянули на него с той секундной затуманенностью, что следует за сном и предшествует полному пробуждению. Ее темные волосы были, как обычно, собраны в конский хвост, свисавший из-под шелковой банданы.

— Вы проснулись, — сказала навигатор.

— Так же как и ты.

— Да, — согласилась она, — хотя лучше бы не просыпалась. — Губы девушки изогнулись в полуулыбке. — Что вам снилось?

— Я мало что могу вспомнить.

Воин указал на планету на экранах.

— Ты знаешь, как называется этот мир?

Она кивнула.

— Септимус мне сказал. Я не понимаю, почему вы решили вернуться сюда.

Талос покачал головой:

— Я тоже. Я помню только обрывками даже то, что было до последнего видения. — Он медленно выдохнул. — Дом. Или, по меньшей мере, наш второй дом. После Нострамо была Тсагуальса, мертвый мир.

— Ее колонизовали. Население небольшое, так что это произошло недавно.

— Я знаю, — ответил он.

— И что же вы собираетесь делать?

— Не знаю.

Октавия заерзала на троне. Она все еще была завернута в тонкое одеяло из потершейся ткани.

— В этой комнате всегда холодно.

Девушка взглянула вверх, ожидая, что ее собеседник заговорит. Когда стало понятно, что отвечать тот не собирается, она сама нарушила тишину:

— Было трудно привести корабль сюда. Свет Астрономикона не достигает таких далеких от Терры областей, и волны варпа тут чернее черного.

— Могу я спросить, каково это было?

Отвечая на вопрос, навигатор рассеянно теребила выбившуюся из хвоста прядь волос.

— Варп здесь темен. Совершенно темен. Все цвета — лишь оттенки черного. Вы можете представить тысячу оттенков черного — и каждый темней предыдущего?

Он покачал головой.

— Ты требуешь, чтобы я представил нечто, абсолютно чуждое материальному миру.

— Он холоден, — сказала навигатор, отводя взгляд. — Как цвет может быть холодным? В черноте я ощущала присутствие обычных мерзких сущностей: вопли душ, бьющихся о корпус судна, и раковые опухоли, разрастающиеся вдалеке и одиноко дрейфующие в пустоте.

— Раковые опухоли?

— Только так я могу описать их. Огромные, безымянные средоточия боли и яда. Злокачественные и разумные.

Талос кивнул:

— Души ложных богов, вероятно.

— Ложных, несмотря на то что они существуют?

— Не знаю, — сознался он.

Девушка вздрогнула.

— Там, где мы бывали раньше, даже вне света Астрономикона… те места всё еще хоть немного освещал маяк Императора, не важно, как далеко от него мы забирались. Можно было различить тени и образы, скользящие в волнах варпа. Бесформенных демонов, плывущих сквозь жидкий огонь. Здесь я не вижу ничего. Дело тут не в том, чтобы найти дорогу в штормовом эфире, как меня учили. Здесь мне пришлось брести в темноту, нащупывая более спокойные пути, те, где ревущие ветра умолкали хотя бы на краткий миг.

На какой-то миг Талоса поразило сходство ее ощущений и его собственных, пережитых в те секунды, когда он погружался в видения.

— Мы у цели, — сказал он. — Ты хорошо справилась.

— Я почувствовала кое-что еще. Почти незаметное. Некие сущности, теплее, чем варп вокруг них. Как будто глаза, следящие за мной, когда я подводила корабль ближе.

— Нам стоит беспокоиться о них?

Октавия пожала плечами:

— Понятия не имею. Это лишь одно из тысячи проявлений безумия.

— Мы добрались. Вот что имеет значение.

Между ними снова повисла тишина. На сей раз ее нарушил Талос:

— Когда-то, очень давно, у нас была здесь крепость. Замок из черного камня со шпилями, корчащимися, словно в пытке. Крепость привиделась примарху однажды ночью, и он согнал сотни тысяч рабов, чтобы построить ее. Это заняло почти двадцать лет.

Он замолчал. Октавия смотрела на бесстрастную череполикую маску его наличника, ожидая продолжения. Талос вздохнул, и вокс превратил его вздох в рычание.

— Внутреннее святилище называлось Галереей Криков. Кто-нибудь уже говорил тебе об этом?