Ник Перумов - Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1

Сидри распахнул плащ, на свет появилась памятная ещё по Хвалину сумочка, где он держал все свои магические инструменты. Как боевые маги, гномы не стоят ничего, всё доступное им волшебство – предметно, то есть требует артефактов, талисманов, амулетов, оберегов и прочих фетишей. На сей раз Сидри не тратил время на какие бы то ни было приготовления. Размотал тряпицу, и на заскорузлой ладони сам собой засветился кристалл – вытянутый, примерно в пол-ладони, один конец заострён, словно копейное навершие, другой край обломан. Камень светился сам по себе, солнце давно проглотил надвигающийся Ливень.

На склоне алели невесть откуда взявшиеся поздней осенью цветы камнеломки, над нею качал облетевшими метёлками ведьмин хвост, но вся малая жизнь – жуков, муравьёв, мелких птах – замерла. Всё живое спешило забиться в укрытия.

Неразумным Ливень не столь опасен, как людям, гномам, Вольным и прочим; но и речи лишённые твари отнюдь не горят жаждой оказаться под этим милым дождичком.

Кан-Торог всё ещё рычал от ярости. Тави, как могла, увещевала спутника.

– Да погоди же ты, погоди, они сами к нам придут, главное – мне их первое заклятие отбить, а потом уже ты... Ну, Кан, ну, не обижайся, пожалуйста, ты бы на них кинулся с мечом и всё дело б погубил... Обещай, что будешь вести себя разумно! Обещаешь? Нет, правда, обещаешь?..

– Давайте скорее, – бросил через плечо Сидри. – Я уже чую, как там заклятье сбивается...

Тави осеклась на полуслове, выпрямилась, застыла, прямая, словно тростинка, почему-то из-под руки вглядываясь прямо в орешниковую чащу.

– Совсем близко... – проговорила она. – Сидри! Ты ещё долго?

– Долго, – сварливо отозвался гном. Зажав кристалл обеими руками, он водил им над скалой, точно свечкой. – Держите их, пока я не скажу. И хорошо бы саженей за триста.

Кан-Торог, мимоходом освобождённый от заклятья, стоял, прищурившись и положив руки на эфесы. Видно было, что Тави ещё предстоит сегодня крупный разговор, но – позже, позже, когда они окажутся в безопасности.

– Кан, мою сумку! – резко приказала девушка. И в голосе её послышалось нечто такое, что гордый воин Вольного Племени, ни слова не говоря, не позволив себе и малейшего движения бровью, ринулся подать ей требуемое. Он знал, что, уж если его названая сестра говорит и приказывает таким голосом – про гордость следует забыть и делать, что велено. На его памяти Тави прибегала к «низкой», «недостойной мастера» предметной магии считанные разы, и каждый из этих случаев Кан-Торог очень хотел бы забыть навсегда.

– Иди вперёд, – неустрашимому Вольному стало не по себе, едва он завидел трясущиеся губы девушки. – Они ещё только у входа в ущелье. Вынюхивают. Замедлились. Постарайся не допустить их до меня, – она лихорадочно чертила на земле коротким эбеновым стеклом, но не привычную магам пентаграмму, а странную, изломанную, ни на что не похожую фигуру – что-то вроде вытянутой спирали, перечёркнутой вдобавок крест-накрест. От такой фигуры любого преподавателя начертательной магометрии хватил бы удар на месте. Ни острых углов – концентраторов, ни отражательных прямых, ни ориентированных по сторонам света опорных диагоналей – ничего из привычного помешанным на симметрии магам Радуги.

Кан-Торог бесшумно скрылся в орешнике. Ни единого прощального взгляда, жеста, улыбки. Только хищная гримаса на искривлённых тонких губах. Идеальный воин высшей касты, холодный, целеустремлённый и безжалостный. Всё осталось позади. Он превращался в совершенную машину смерти, и при этом не нуждался ни в заклятьях-модификаторах, ни в одурманивающих снадобьях. Творец щедро одарил эту расу, наверное, ему мечталось создать из них свою личную гвардию, не иначе. Как видно, и в блистающих эмпиреях есть нужда в отчаянных парнях.

Из сумки Тави появились четыре потемневшие оловянные чашечки, совсем-совсем старые, с погнутыми краями и отвалившимися ручками. Однако тёмными они были только снаружи, изнутри же поверхность олова сияла немыслимым блеском, точно покрытая чистейшим серебром. Чашечки встали на самых крутых изгибах спирали, чёрный стек воткнули в середине. Из крошечного флакончика тёмного стекла в каждую из чашечек пролилось несколько капель остропахнущей маслянистой жидкости. Потом настал черёд коротких свечек из чёрного воска, их втыкали через на первый взгляд совершенно произвольные промежутки по линиям спирали.

Каждая из чашечек оказалась окружена целым частоколом чёрных столбиков. Чтобы зажечь свечки, Тави не стала прибегать к магии – остервенело била кресалом, высекая искры на трут. Огоньки вспыхивали один за другим; свечи горели странным едва видимым пламенем, зато над каждой поднимались завитки плотного белого дымка, отчего-то не рассеивающегося и на высоте десяти саженей. В тёмное небо потянулись полторы дюжины белесых шнуров. Ни Сидри, ни Тави не обращали друг на друга никакого внимания. Каждый с головой ушёл в своё дело.

После чашечек и свечек из плотно набитого кожаного мешка появились вещи ещё более невозможные в руках опытного боевого мага, которому на все плетение волшбы отводится, как правило, меньше мгновения. Тави вытаскивала связки сушёных трав, лапок каких-то не то птиц (потому что с пальцами и когтями), не то зверей (потому что выше птичьих пальцев и когтей начинался вполне достойный медведя мех), крошечные черепа, ничем, кроме размера, неотличимые от человеческих, какие-то разноцветные, завязанные причудливыми узлами верёвки, лоскутки и ещё что-то в том же роде, более присущее тележке старьевщика, чем багажу молодой волшебницы. Предметное колдовство всё больше и больше сходило на нет, оставаясь уделом знахарок и гадальщиков с патентами семи Орденов. И даже – знала Тави – Радуга свела до минимума курс овеществлённого волшебства в своих школах и Академии.

– Вот так, – тихонько сказала она. – Вот так.

И внезапно с такой силой закусила губу, что по подбородку скатилась алая капля.

Кан-Торог появился, как и положено, бесшумно. Осторожно ступая, обошёл возведённое Тави сооружение.

– Они идут, но очень медленно. То ли чего-то боятся, то ли что-то готовят. Хотя... это странно. Я б сказал – нам словно бы дают время. По болотам нас гнали куда резвее. А как дошли до твёрдой земли – тащатся, как под тюками.

– Ты их не видел? – лишний вопрос. Если бы Кан их видел, его рассказ начался бы с этого.

– Не видел. Но смердят они так, что мёртвому впору. Знаешь, такому хорошенькому, как следует повисевшему на жаре трупу.

У Тави дрогнули губы.

– Плохо.

– Это и так ясно, – буркнул Вольный. – А что Сидри? Всё копается?

Гном не удостоил его ответом. Стоял себе и, как заведённый, водил и водил своим кристаллом, бормоча под нос непонятные слова.