Ник Перумов - Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 1

Уронив голову в траву – мягкую, шелковистую, летнюю траву, куда как не похожую на унылые жёлтые поросли мельинских окрестностей, где давно и основательно хозяйничала осень, – полежал так некоторое время, отсчитывая судорожные толчки сердца. На сотом решился сдвинуться. Оставляя за собой примятый и окровавленный след, прополз несколько шагов. Вновь обессиленно рухнул.

Не доползти...

– Эгей, Пафни, глянь-кось, чегой тут!

Возле самого лица опустилась нога в старом, залатанном очиге. [7]

– Откель взялси-то? – спросил второй, столь же простецкий голос.

Фесс попытался ответить – безуспешно. Сознание плыло, уже ему не повинуясь.

– Магик, по всему видать, – авторитетно заявил обладатель латаного очига.

– Почём знаешь? – простодушно изумился второй.

– Дык, глянь сам, пень ты эдакий – валяется посередь поляны, трава примята, как полз – а боле никакого следу, ни звериного, ни евонного. Значить, понимай так – с неба свалился. А кто ещё у нас могёт тут с неба сваливаться, окромя магиков? Не-ет, давай-ка, Пафни, руби две жердины да пояс развязывай. К заставе понесём, нам от магиков награда выйдет!..

Застучали топоры.

Сильные и грубоватые руки осторожно перевалили Фесса на самодельные носилки.

– Ну, взяли, Пафни! – услыхал он, и носилки оторвались от земли.

Закачалось высоко над головой синее-синее, чистое, ничем не осквернённое небо.

– Терпите, господин магик, немного осталось, скоро вас до заставы донесём, с рук на руки охране сдадим, они вам лекаря настоящего вызовут, ничего с вами не случится, всё бывает, мы тут испокон веку живём, разного навидались, да и диво было бы подле Долины не навидаться, не-ет, господин магик, нам от долинных хозяев только добро выходило, мы устав блюдем, обычай знаем, шапки за десять шагов ломаем, милостей и благостей многих желаем... – бормотали над самым ухом.

А потом, сквозь туман боли:

– Эй, куда прёшься, деревенщина? Застава тут, не видишь, зенки уже совсем пропил? – голос был резкий, женский.

– Никак нет-с, видим, усе, значить, видим, госпожа воительница, мы тут-с не баклуши бьём-с, раненого магика, изволите ль видеть, выносим, значить...

– Раненого магика? – голос воительницы тотчас зазвенел. – Да что же ты молчишь, деревня?! Голова на плечах засиделась?! Эй, Птах, одна нога здесь, другая там – лекаря сюда! Живо!.. Раненого сюда несите... да осторожно, голытьба поганая! Так, опускайте... и давайте, давайте в сторону, вон там стойте – их магичное достоинство придут, вас спросят, всё без утайки чтоб рассказали! А то... вы меня знаете!

– Знаем, госпожа Райна, как перед истинным небом, знаем... – униженно забормотали в ответ.

Фесс вновь сумел открыть глаза. Над головой – узорчатый потолок, караульню строили, словно царский дворец. И на фоне многоцветной мозаики – встревоженное молодое лицо. Большие серые глаза, сейчас напряжённо сощуренные. Тёмные от пота, коротко подстриженные русые волосы. На плечах – воронёная кольчужная сетка.

Кажется, когда-то он знал её... видел...

– Ваше магичное достоинство! Господин Кэр! – всплеснула руками воительница. – Да как же это вас так угораздило?! Кто посмел?! Ну, дайте мне только до него добраться... – Она не теряла даром времени. Ловкие руки уже аккуратно обмывали рану, готовясь наложить временную повязку с заживляющим эликсиром. – Господин Кэр! Ох, горе-то какое!

– Н-не... причитай... Райна... – выдавил из себя Фесс. – Не... достойно...

– Недостойно воина над ранами друга причитать, – сурово отрезала шилдмэйден. – А над ранами тех, кого присягнула защищать...

Фесс хотел ответить, но перед глазами всё вновь поплыло. В растревоженной ране проснулась боль. Не удержался, зажмурился и застонал. Райна тотчас метнулась к двери.

– Птах! – раздался её яростный вопль. – Ну где же ты, остолоп вшивый, ох, насидишься ты у меня без увольнительных!..

– Нет нужды, славная Райна, – ответил низкий, хрипловатый женский голос. – Твой воин выполнил приказ в точности.

– Госпожа Хюммель... – валькирия почтительно поклонилась.

– Она самая. Перестань мести чёлкой пол и иди сюда. Чем ты обмывала рану?

– Настоем бессмертника алого, госпожа ма...

– Без чинов, Райна! Или мы с тобой вдвоём на стены Архады не лазили? – возмутилась волшебница. – Сейчас посмотрю... молодец, грамотно. Теперь помоги мне... подержи его.

Где-то в области горла родилась тёплая волна. Покатилась вниз, с каждой секундой становясь всё горячее и горячее.

– Ы-ы-ы!!! – не выдержав, заорал Фесс. Коричнево-чёрная корка на месте ран вспыхнула. Обломки костей, казалось, пустились в безумный пляс. Рваные мышцы судорожно задёргались.

Он перестал что бы то ни было видеть. Осталась только боль, сделавшаяся, казалось, больше, чем он сам.

– Держи его, Райна, держи! – пробился резкий и злой голос Клары Хюммель. – Крепче, мать твою, воительница херова! Вскрываю... Таз подставь!

Звонко забарабанили капли по бронзовому днищу. Последний звук, который он слышал. Дальше навалилось беспамятство.

Тлели остатки тяжёлого занавеса. Император стоял, молча глядя на изуродованные трупы. Волшебников перебили всех до единого – впервые имперские мечи попробовали кровь адептов Радуги. Дворец замер, повсюду царила жуткая тишина; и даже сам хозяин Империи не дерзал кликнуть стражу.

Его Вольные тоже были мертвы. Тяжелая потеря. Их мало, всего несколько десятков, и каждый – куда дороже, нежели чем «на вес золота».

«Это война, – подумал он. Вдоль хребта полз вверх отвратительный слизняк животного страха. – Война с Радугой. Со всемогущими чародеями. Ими не напрасно пугают детей с колыбели. Сежес в одиночку справится с целой армией. Два Верховных мага уничтожат неисчислимые полчища, сотрут с лица земли целые города. Страшно подумать, на что способно объединившееся Семицветье...»

«Тот, кто начинает во страхе, лучше бросься на собственный меч», – припомнились древние строки.

Сколько крови...

Взгляд Императора невольно упал на одного из мёртвых магов. Меч Вольного рассёк тому грудь; в глубине раны мерно и страшно пульсировало сердце.

Он что, ещё жив?!

Как хорошо, что стены дворца в этой части увешаны оружием...

Император сорвал богато инкрустированный золотом парадный трезубец и вогнал его в тело поверженного. Маг не шелохнулся – он был уже мёртв, жить продолжало только его сердце. Три стальных острия вонзились глубоко в пол. Раздалось шипение, из раны полезла какая-то зелёная пена.

Отступив на шаг, Император с невольным ужасом следил за трансформацией. Он слыхал о подобном – маги накладывали на самих себя жуткие чары, чтобы после насильственной смерти превратиться в кошмарных монстров и сполна отплатить обидчику.