Крис Райт - Наследие предательства

— Нет… — он едва расслышал собственные слова. — Нет, это запрещено. Наш отец запретил открывать эти врата.

«Феррус Манус мёртв».

Крий не мог пошевелиться. Его мысли кружились, падая в никуда, а взгляд не отрывался от покрытых льдом и исчезающих вдали гробов. Их были сотни.

Палуба под ногами содрогнулась. С далёкого потолка падал расколовшийся лёд. «Фетида» вошла в зону поражения.

«Крий, смерть — всё, что здесь осталось…»

Палуба вновь содрогнулась. По всему залу зажглись синие лампы, и гроб с глухим треском открылся. Из решёток и проводов сочился пар. Меч Борея вспыхнул.

Вновь раздался треск, и Атанатос выступил наружу. Палуба дрожала от его шагов, поршни двигались вместо мускулов. Его оружие сбросило покров льда, переходя в боевой режим. Атанатос застыл. Из его сочленений шёл пар, лязгали сервомоторы.

Затем Атанатос посмотрел на Крия, и в его глазных линзах вспыхнуло синее пламя.

— Теперь ты видишь, Крий, — прохрипел Железнорукий голосом, похожим на треск застывшего льда. Он протянул отключённый силовой кулак и поднял скипетр с постамента. Крий видел, как на кольцах пробегают медузанские руны, каждая из которых сияет тусклым светом. Он чувствовал заключённые внутри странные энергии. — Теперь ты начинаешь понимать.

Фидий, чувствовал, как в унисон с кораблём дрожит его плоть, когда интерфейсные связи передавали ему боль «Фетиды». Во рту появилась кровь, а ещё больше её застывало внутри доспехов.

— Слабость… — прорычал Фидий, заставляя разум сфокусироваться.

«Бросок Копья» и «Волк Хтонии» прошли мимо «Фетиды» и резко разворачивались, стреляя на ходу. Корму опаляли турболазеры, всё глубже вгрызающиеся в её недра. «Рассветная Звезда» и «Дитя Смерти» шли на сближение, обрушивая носовые и бортовые залпы на борта «Фетиды». Фидию казалось, что его собственная плоть поджаривается вокруг разъёмов.

Всё шло, как и должно, но в то же время ужасно не так.

Штурмовые корабли были наготове, абордажные торпеды приготовлены к запуску, но в них ещё не погрузились пробуждённые мертвецы, а они уже должны были кишеть на нижних палубах кораблей XVI-го легиона. Атанатос уже должен был пробудить остальных ото сна, но либо они слишком задержались, либо процессы пробуждения сорвались.

Фидий пытался связаться с ним, но единственным ответом был треск помех. Они должны были запустить торпеды. Они должны были немедленно напасть на атакующие их корабли. У них не было орудий — вся энергия была перенаправлена, чтобы усыпить мёртвых и вести «Фетиду» в битву.

Перед глазами пошли помехи. Он боролся с нахлынувшими волнами ментального тумана. Им нужно было время. Если они продержатся ещё немного…

— Заходим над ними, — приказал Фидий.

Двигатели работали на пределе, а в сознание капитана начали поступать доклады. Если они обойдут запланированную врагом атаку, то смогут вновь погрузиться в огненный шторм, когда завершится пробуждение. Они смогут отомстить. В разуме Фидия мелькали перевычисления. Они ещё смогут это сделать. Они…

Синхронный залп огня «Рассветной Звезды» и «Дитя Смерти» обрушился на спину «Фетиды». По всей суперструктуре прошла ударная волна. Купола на внешнем корпусе раскололись. Кружащиеся стометровой высоты шпили улетали в вакуум, словно щепки разбитого копья. Фидий вонзил пальцы в подлокотники трона, отказываясь падать. Он чувствовал жжение. Нечто глубоко в его теле лопнуло, и поджаривалось от напора машинных соединений. Его глаза сфокусировались на голопроекции боевой сферы, на пульсирующем зелёном обозначении притаившегося в тени планетоида и словно всеми забытого «Клятвенника».

Чего бы это ни стоило, им нужно было протянуть время, или всё кончится ничем.

Застонав от натуги, Фидий открыл дальний вокс-канал и кровавыми губами прохрипел.

— Помогите нам.

Мгновение ничего не менялось, а затем «Клятвенник» пришёл в движение. Реакторные показания вспыхнули, выводя корабль в боевую сферу. Он ускорился, двигатели пылали, словно пленённые звёзды.

Фидий видел это, но знал, что этого недостаточно. Орудия «Клятвенника» ещё были вне зоны поражения. Едва он это подумал, как «Бросок Копья» развернулся, по инерции скользя в пустоте, пока орудия наводились на «Фетиду».

Излучатели впились в корму. Из ран закапал расплавленный металл, пластины брони замерцали, а огонь впивался всё глубже и глубже.

— Что ты наделал!? — голос Крия ясно разнёсся в холодном воздухе даже сквозь грохот битвы.

Атанатос не ответил, обернувшись к рядам обледенелых гробов. Затем Крий увидел это — дрожь в воздухе, смешанный с помехами вдох.

Он открыл рот, но Атанатос, в чьём теле лязгали поршни и шестерёнки, заговорил первым.

— Со временем логика подводит. Ты заметил это? Чистый поток информации и смысла, даже он со временем иссякает. Ты пытаешься понять, осмыслить реальность произошедшего, но здесь нечего понимать, всё тщетно.

— Ты…

— Путь железа, логика машины — он должен был сделать нас сильнее, вознести над плотью, — Атанатос помедлил, а когда он заговорил вновь, то в мёртвом, электронном гуле голоса звучал гнев. — Но это была ложь. Железо может расколоться, логика может быть ошибочной, а идеалы могут пасть.

— Что ты такое? — потребовал ответа Борей, и Крий оглянулся на Храмовника. Тот не двигался, но его неподвижность выдавала сдержанную ярость. Атанатос медленно посмотрел на него.

— Я пал на Исстваане. Легионер Несущих Слово когтями разорвал половину моего черепа. Я пал, как и столь многие из нас. Фидий забрал меня с поля боя — меня и всех, кого смог. Плоть подвела нас, геносемя сгнило в трупах, но от меня осталось достаточно, — Атанатос поднял скипетр, наблюдая за мелькающими рунами. — Он знал тайны Эгисинского Протокола и Саркосанской Формулы, устройств и процессов Древней Ночи, к которым отец нас не допустил. Я долго не мог вспомнить, кто я, но со временем часть прошлого вернулась. Это редкость. Большинство пробуждённых помнят так мало… — Атанатос посмотрел на ряды гробов. — Но никто не забыл о ненависти.

— Примарх запретил таких как ты, — зарычал Крий. — Феррус Манус…

— Пал, — медленно сказал Атанатос. — Я видел это, брат. Я видел, как умер наш отец.

Крий чувствовал лишь холод. Его разум больше не функционировал нормально. Он не мог думать, лишь чувствовал, как лёд раскалывает аугментику и плоть.

«Феррус Манус пал.

Он подвёл нас».

Тьма наполняла его мысли, разносясь как грозовое облако, бурля от гнева.

«Он оставил нас. Что теперь осталось от его власти?»

Атанатос кивнул, глядя на него. Его глаза сверкали в железном черепе, словно синие звёзды.

— Да. Теперь ты видишь. Вот что оставил нам отец. Ни логики, ни разума, лишь ненависть. Таков урок его смерти. Эта война станет последней, войной ради возмездия, а не цели. Не осталось больше ничего. Ни клятвы, ни приказы больше ничего не значат. Ты знаешь, что это правда, Крий. Не отрицай этого.