Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

— Пр-ра-ва, ни-кто-о… Ку-утай…

Пассажиры с умилением посматривали на смугло-румяную мамашу с хорошенькой, беленькой малышкой на руках. Мишу часто принимали за девочку.

Всю дорогу по просьбе Миши Ира тихонько нашептывала ему краткую историю развития человечества.

На пустыре строили дом «с выпендрежем»: башенки, балкончики — по всем правилам новых хозяев жизни. Рабочие уже подвели кирпичные стены под крышу.

Ира расстроилась. Был пустырь никому не нужный, люди с роду-веку обходили его стороной, и вот, на тебе… Она топталась с Мишей на руках, пока не заметила старушку, у которой летом воду пила. Микитовна, кажется, так милиционер называл ее.

Микитовна увидела ее раньше. Она вышла покормить кур, а тут «молодычка з дытыною», и долго, прикрыв рукой глаза от солнца, рассматривала их. Ира обрадовалась:

— Здравствуйте, Микитовна!

— Ой, доню, а я, стара, дывлюсь, чи ты, чи ни… Живая, здоровая, та гарна яка! А це ж хто в тэбэ? Донэчка? Красуня!

— Нет, Микитовна, не дочка, сынок у меня, Мишенька…

— Хлопчик, теж гарно… — присмотрелась, видно, разгадала нехитрую женскую загадку: «З того лита, мабудь… Ой, дытыно, дытыно, и нэ побоялась привэсты нэ знамо вид кого…» А вслух сказала:

— Бог дав тоби сыночка за мукы твои… Угу, Мишенька, угу…

Мишенька старательно распустил губы в улыбке, приоткрыв два белых зубка.

— А того, — кивнула на пустырь, — так и нэ знайшлы? От же ж подлюка, от же ж гад!.. Ну, ничого, Бог усэ бачить, поробыться йому!.. Милиция прыходила, були у мэнэ, по пустырю ходылы… А тэпэр, бачиш, и слидов нэ знайдэш, понастройилы, тьфу!..

— Да ладно, нам и так хорошо. Не представляю, как без Миши жила, такая радость… Микитовна, а когда яму под дом копали, ничего необычного в земле не нашли?

— Та що там можэ буты, у зэмли?

— Помните, вы что-то говорили об этом месте, что вроде там черт похоронен. Я-то на историка училась, пришлось из-за Мишеньки отпуск взять, отставать не хочется… Может, найду что интересное, а в университете зачтут.

— Да булы якись желэзякы. Зараз запытаю.

Она резво побежала к стройке. Ирина, спотыкаясь, пошла следом.

— Эй, Василь! Училка будущая по истории интэрэсуеться. Може, що цикавэ знайшлы, як копалы?

Рабочий с удовольствием разогнулся, радуясь передышке.

— Та усе, що було, повыкыдувалы.

— И горшок?

— Ни, у горшку мы алебастр замешуваем. И выкынуть потом нэ жалко.

Ирина прижала к себе Мишу, похлопала его по спинке, скрывая радость:

— А можно посмотреть?

— Дывысь, нэ жалко, за цэ грошей нэ трэба.

В черном с белыми потеками «горшке» Ирина сразу узнала рогатый шлем.

— Отдайте мне, дядечка. Если для учебы не пригодится, под горшок малышу приспособлю. Ни у кого такого не будет.

Василь удивленно посмотрел на молодую женщину.

— Та вин же ж тяжеленный, з чугуну, мабудь, як попрэшь с дытыною на руках?

Микитовна дернула его за рукав:

— Отдай, Васылю, нэ обижай молодыцю, йий и так прийшлось, ох, горэ, горэ…

— Ну, ладно, мэни нэ жалко… А магарыч? Бэз магарыча нэ можно, щоб дытына мымо горшка нэ робыла…

Сейчас шлем, отмытый от алебастра, стоял посреди стола. Чистить его до блеска Миша запретил:

— В багаж-же пойдет, чтоб тамож-жня не заметила.

— Какая таможня? Какой багаж? Мы что, едем куда?

Дитя криво усмехнулось, на щечке появилась ямочка:

— Истор-рик… Ал-лл-хеолог… — со сложными словами он еще не справлялся. Ткнул пальчиком в фотографию шкуры. — Не догадалась по стор-ронам света пр-ровер-рить? Куда мор-рда волка смотр-рит?

— На юго-восток…

— И что у нас там, на юго-востоке?

— Черное море…

— А дальше?

— Турция.

— А за Тур-рцией?

— Не знаю, Африка, наверное…

— Сама ты Афр-рика… Ер-р-русалим, знаешь такой?

Ира кивнула.

— Завтра едем в Донецк, в Евр-рейское агенство, оттуда в ОВИР заказывать паспорт, и начинай пр-родавать гараж-ж, маш-шину, квар-ртиру. Деньги нам на Святой Земле по-на-до-бят-ся. А сейчас собирай все документы. У тебя же мама евр-рейка, значит, и ты тоже.

— Да как же, Миша? Украинка я…

— Это здесь ты укр-раинка. А там в самый раз, по закону, Галаха называется. И я еврей.

Ира вышла из кухни и не услышала, как Миша пробормотал ей в след:

— Евр-рейка… Ты такая же евр-рейка, как и укр-раинка. Кетка ты. А я евр-рей.

И принялся взахлеб смеяться, не мог остановиться, пока не закашлялся:

— Я еврей, я еврей…

«Зной-зной, зной-зной».

Предводитель отряда не заметил, как с размеренного «раз-два, раз-два» перешел на повторение жгуче-злобного короткого слова. Кроме него, не осталось в голове ни мыслей, ни чувств.

Палештим — народ моря. Тяжко его сынам приходится на берегу. И с каждым шагом, отдаляющим их от морского прибоя, все сильнее угнетает то, что привычно для других народов.

Нет, солнце, горячий, сухой воздух, пыльные дороги не для них. Глупо, обливаясь потом, мелко перебирать ногами вместо того, чтобы расставив их пошире, крепко упереться в надежную палубу и вместе с судном покачиваться в вечном ритме моря. Оно само вынесет, куда надо, того, кто умеет с ним договориться.

Лицом — приветливо — к соленом ветру: «Здравствуй, брат!»; спиной — презрительно — к солнцу: «Ты не господин мне. Голова моя такая же золотая, как и у тебя. Но ума в ней больше».

Стыдно даже на время уподобиться тем несчастным, которые, сгорбившись, как верблюды, несут на себе поклажу выше головы. Спины у народа моря всегда прямые. Иначе, как можно устрашить волны и заставить их покорно лизать твои ноги?

«Зной-зной, зной-зной…»

Много нужно взять с собой, чтобы уйти от родного моря на день пути: оружие, еду, навесы для ночлега, инструменты… Самых крепких и выносливых пленных выбрали для похода. Широкие у них спины, но сутулые. Крепкие ноги, но кривоваты малость. И черные головы. Всю поклажу несут безропотно, даже пить не просят. Понимают, что хозяин превыше всех их презренных богов.

Оружие и инструменты несут палештим, в руках несут. Оружие делает их еще более независимыми и уверенными в себе. А инструменты, бронзовые топоры и пила — еще один повод для гордости. Золотые головы у палештим, гордые спины, прямые ноги.

Все знаю, что палештим красят свои волосы. Как? Секрет, большой секрет, недоступен он другим народам. Зачем? Чтобы свысока смотреть на солнце — ответит даже ребенок. А как хорошо виден ярко-желтый шар головы на волнах, когда по воле коварного моря его сын оказывается в воде! Многие испытания посылает своим преданным детям отец. Много жизней спас секрет золотых волос.

Желтые головы увенчаны многоцветными пышными уборами. Воздушные, легкие, они невесомым облаком колышутся на ветру, делая красивых, высоких, умных палештим еще заметнее. Недаром пчелы вьются над ними, принимая яркие перья за цветы. Завистники говорят, что достаточно и одного пера, чтобы уловить незаметные колебания ветра в открытом море, и негоже мужчинам устраивать цветник у себя на голове. Глупые! Каждое перо — это история, славная история рода, семьи, владельца. И тот, кто сумеет прочитать ее, проникается еще большим почтением к достойнейшему из достойных, сыну моря, брату ветра, солнцеголовому палешти.