Борис и Ольга Фателевичи - Волчья шкура

— Проблемы?

Рядом, спиной к столу, облокотившись о доски, сидел Миша. И куда растет? В мае тринадцать стукнет, а здоровый, как крепкий парень в расцвете лет. Красивый, рослый, неглупый, очень даже неглупый. А что толку? Ведет себя, как… как царь вселенной, не меньше.

— Ага, выпить не с кем.

— Приглашаешь?

Анчар молча двинул пустой стаканчик, налил.

— Что-то случилось?

— Да так. Накатило все разом.

Анчар горестно шмыгнул носом.

— Вкалывать — пожалуйста, а жениться, извини, Андрей… Ты, Миша, у нас птичка вольная, жизни не знаешь! Вот я тебе расскажу, глаза приоткрою, чтобы увидел, что тебя ожидает.

— Нет, лучше я тебе расскажу. Ирина сразу поняла. А ты… — Миша махнул рукой.

— Что, я? Неполноценный? Так и скажи.

— Брось, Анчар. Все будет хорошо. Это не ты и не закон, а мир вокруг тебя неполноценный.

— Вот объясни мне, ангел хренов, почему бог один, как говорят, а законов много?

Миша улыбнулся.

— Весь фокус в том, что и богов много. И проблем у них не меньше, чем у тебя, у меня, и у всего мира. Знал бы ты о моих…

— Да, помню, говорил ты, что в какой-то команде. Или в бригаде? — Анчар испытывающе посмотрел на парня. — Под каким-то Базом ходишь?

— Памятливый! Это я тогда на пляже лишку болтнул. В горячке был от волнения, а потом от радости. Знал бы ты, что для меня значит твой подарок! — Миша неторопливо поднес стакан к губам и, мягко запрокинув голову, одним движением влил водку в рот, не покривившись.

Анчар проследил за рукой Миши: «Красиво, и когда успел так наловчиться? А даже не подумал, щенок, что чокнуться в хорошей компании полагается», — и опрокинул в рот содержимое своего стакана, по привычке сморщившись и тряхнув головой, потянулся за хлебом, положил на него несколько слипшихся пластиков сыра и протянул бутерброд Мише.

— Закусывай, закусывай, самое время позавтракать.

Миша жевал, а Анчар, опустив голову, задумался. Вечно с ним, как на вулкане. Баз какой-то… сабра, наверное, «баз» — это «сокол» на иврите, крутая кличка… команда… лишку болтнул… И тот тип на пляже мутный какой-то.

— Так что за Баз-то? Толковый хоть мужик? Взглянуть бы.

Миша сам взял бутылку, разлил по второй. Анчар поднял стакан, кивнул, но пить не торопился. Пусть Миша еще выпьет, язык развяжет.

— Да видел ты его, много раз видел. Пусть не живьем, как говорится…

— В кино, что ли?

— И в кино, и в музеях. А первый раз, наверное, в «Детской Энциклопедии». Была у тебя в детстве? Желтая такая?

Лицо Анчара даже вытянулось от удивления.

— У кого ж ее не было! А чем же он так прославился, что его в энциклопедию поместили? Уж я бы запомнил, я эту энциклопедию вдоль и поперек еще до школы изучил.

Миша не спеша выпил, доел бутерброд, и продолжил, задумчиво глядя перед собой, вроде говорил одно, а думал о другом.

— В Египте одного из богов Ра изображали в виде человеческой фигуры с головой сокола. Это и есть Баз.

Анчар тоже выпил и, не закусывая, протестующе помахал стаканом:

— Стоп, стоп. Я точно помню, что Ра — это бог Солнца, а не какой-то сокол. И знак его — кружочек с крыльями. Не так?

— Нет, не так. Тут твоя энциклопедия ошибается. Солнце — это Солнце, Ра — это Ра, а Баз — это Баз, мой начальник. И знак его — крылатый диск.

Давно разошлись по домам верующие, на выезд из города двинулись автомобили, солнце поднялось над соснами, за соседними столами начали устраиваться компании. Потянуло дымком и запахом шашлыка.

В бутылке осталось на донышке, в консервной банке — одна шпротина, а Миша все втолковывал что-то Анчару, объяснял. Анчар кивал, а в голове крутилось: «Что за болезнь? Вон, как много знает, и все логично вроде, красиво, а послушать — не верю». Не укладывалось у Анчара в голове то, что пытался втолковать ему Миша. Он привык доверять своему опыту, опыту друзей и командиров. В его жизни не было места фантазиям, сказкам, мечтам. Может, и не болен парень, но живет в своем мире, жизни не знает, верит во что ни попадя. Нужно что-то делать, а что? Как убедить мальчишку? Как отвести беду? Знать бы, в чем беда, руки бы вовремя подставить. Пусть пока поговорит, а он, Анчар, послушает, подумает, а там и придумает что-нибудь.

— Ты объясни мне, почему какой-то принцип для нее важнее нормальной жизни? Хорошо это или плохо?

Миша растянул губы в мягкой улыбке, и взгляд его потерял обычную надменность.

— Что такое хорошо и что такое плохо… Что есть добро и что есть зло? Я тебе уже битый час об этом толкую. В этом-то и все дело. Для того и закон, чтоб и в душе каждого человека, и между душами постоянная борьба шла.

Анчар с подозрением посмотрел на Мишу. Час от часу не легче!

— Душа? Ты что, верующий, что ли?

Миша досадливо поморщился.

— Да не верю я, а знаю: есть душа, есть! С телом она не умирает, а возносится и обогащается. Потом ей путь назад, на землю. Но есть и особые случаи, например, души, которые не способны к обогащению, потому что вознеслись уже переполненными. Это души фанатиков, независимо, от того, кем был человек при жизни, негодяем ли ведущим, или блаженным ведомым. Эти не возвращаются, ждут своего часа. Да еще души самоубийц, они болтаются между небом и землей и всем мешают. И ничего с ними не поделать.

Анчар разлил по стаканчикам остатки водки.

— М-мда-а…

За спиной Анчара раздался робкий голос Иры:

— Значит, есть жизнь после смерти?

Миша даже не поднял голову.

— Не совсем жизнь.

Ира присела рядом с Анчаром и легко обняла его за плечи.

— Как это странно.

Анчар почувствовал, как рука Иры напряглась у него на плече.

— А у тебя душа есть?

Миша опустил голову, поводя ею из стороны в сторону. Анчар усмехнулся: ага, умник, вот ты и спекся, водочка, она на ангелов действует, так же, как и на нас, сирых и убогих.

— Не знаю. Душу может только смерть выявить. А мы…

Анчар хлопнул ладонями по столу.

— Все, достаточно. Не хватало, чтобы ты еще, Ир, заразилась.

Миша поднялся.

— Устал что-то, пойду посплю, а вы вернетесь — не шумите, хорошо?

— Да, Миша, отдохни. — Ира поднялась вслед за ним. — Один вопрос, можно?

— Смотря, какой вопрос…

Миша отвечал Ире, а смотрел на Анчара, будто ожидая, что у него тоже найдется вопрос. Но Анчар не слушал, задумавшись о своем.

— Что такое Ра?

Миша посмотрел себе по ноги. Ира проследила за его взглядом, но не увидела на земле ничего, кроме сухих иголок среди россыпи мелких камешков.

*****

Быстро бежит время, а ничего в жизни не меняется уже восемь лет. День похож на день, недели скатываются в серые, мягкие комочки и набиваются в такие же серые мешочки месяцев. Двенадцать мешочков — год, еще двенадцать — два, потом три, восемь… Вот если бы в них хоть на донышке, деньжат завалялось, может, веселее было бы ворочать эти мешки. Но чего нет, того, как видно, уже и не будет.