Ольга Елисеева - Сын Солнца

Народ любит Алдерика. Алдерик любит народ. На то и Йоль, чтоб хорошенько выпить! Можно высказать королю в глаза любое недовольство, и самое большее, что он тебе сделает, — двинет глиняной кружкой в лоб. Если не угодишь. А угодишь — подставляй горсти: серебро конунга на празднике льется рекой…

Так было прежде. Но не теперь. Король поморщился и отвернулся от окна. Ветер трепал его поседевшие волосы, заплетенные в две тугие косы у висков. За последний год он очень сдал. И хотя немного оправился после удара — снова обрел дар речи, а с ним и волю, — болезнь грызла его изнутри. Он ходил, опираясь на палку, и волочил ногу. Ясные прежде глаза затуманились и стали красными. Мало кто знал, что, оставаясь один, король почасту плачет.

Жизнь раздавила его, двадцатипятилетнее славное царствование закончилось катастрофой. Некому было оставить Ареас. Дея его предала. Сын от любимой жены, Атли, — слепой калека. Поддержка для души, но не для трона. Наследник Ахо — об этом негодяе Алдерик не хотел и думать! Пока отец был болен, умудрился подписать с Атлан невозможный, чудовищный мир — допустил их аж до Мидгарта!

Конечно, чуть только король смог говорить, он приказал разорвать договор. И атлан начали новую войну. Она шла тяжело и грозила Ареасу потерей западных территорий. Если б Алдерик мог тряхнуть стариной и повести войска в бой, как прежде! Он бы устроил для незваных гостей праздничный пир и досыта напоил их кровью пополам со снегом. Но старость ложится на плечи, как камень, и гнетет к земле грехами молодости. Сейчас некому возглавить воинов Ареаса, именно потому что когда-то он, Алдерик, сам отказался от сына. Своего первенца. Своего сокровища, которое украла Тиа-мин…

Тайна, открывшаяся конунгу под Туле, сводила с ума. У него был наследник. Такой, как мечталось. И он, этот наследник, стоял во главе вражеской армии. Командовал ею умело и храбро, как подобает истинному гиперборейцу. Но он до мозга костей принадлежал Атлан. Ненавидел родного отца и, наверное, питал презрение к Ареасу. Королю казалось, что хуже этого ничего не может быть. Но боги наказывают жестоко.

Прошлой осенью с вражеской стороны пришла весть: командующий атлан Мин-Акхан совершил самоубийство. Когда Алдерику донесли об этом, он на несколько дней снова лишился дара речи. Его сын оказался достойным человеком. Там, за большой зеленой водой, он страдал так же, как конунг здесь, и не нашел лучшего способа прекратить душевные муки, как утопиться.

Теперь Алдерик винил себя еще и в смерти своего ребенка. Не следовало отпускать его с поля боя под воротами крепости. Нужно было поговорить. Сделать попытку узнать друг друга… Но тогда между ними лежало столько ненависти! А теперь все уже слишком поздно.

Алдерик чуть не заплакал снова, забыв, что в зале, кроме него, есть люди. Сколько бы народу сейчас ни толпилось вокруг, конунг постоянно ощущал одиночество. Если бы Дея была рядом… Нет, она хуже всех! Она предала его, оскорбила, унизила! И опять в душе вместе с раздражением поднялась теплая волна нежности. Король давно простил принцессу, хотя не готов был в этом признаться.

Тоска по ней с каждым днем нарастала. Год назад она нужна была ему как женщина. Сейчас, когда Алдерик осознавал себя старой развалиной, — как дочь. Без нее у них с Атли не было семьи. Без нее кто пожалеет старого честолюбца и маленького калеку? Кто отстоит Ареас?

Мысль гласно признать падчерицу наследницей, вместо Ахо, давно приходила ему в голову. Разве он не конунг? Разве он не вправе сам выбирать, кому после него занять трон? Его родная кровь — Атли — будет провозглашен королем, а сестра нового владыки, Дея, станет регентом при государе, которого никто не принимает всерьез. У такого решения нашлось бы много сторонников.

Беда в том, что не меньше народу возмутится и поддержит претензии Ахо. Виданное ли дело — при здоровом законном наследнике мужского пола сажать на трон слепого ребенка и вручать власть женщине? Подобный шаг приведет к гражданской войне, что в нынешнем положении грозило Гиперборее катастрофой.

— Государь, государь! — раздался из угла голос Атли. Мальчик сидел там на ларе с праздничной одеждой и в компании скальда Звайнальда Тихие Струны разучивал новые песни. — Государь, братец едет!

Голос Атли прозвучал необыкновенно радостно, чего обычно не случалось при разговорах об Ахо. «Что это с ним?» — подумал Алдерик и вперил взгляд в окно. Действительно, вдалеке виднелось небольшое облачко. По пустому полю перед Асгардской крепостью двигался отряд всадников. Но отсюда невозможно было различить ни цвета их флажков, ни самих людей.

— Ступайте, — распорядился король. — Я хочу переодеться. И прогоните собак. Ахо их боится.

Слуги поспешили облачить конунга в нарядные одежды и пинками разогнали псов, возившихся у дверей с бараньей костью. Алдерик отобрал у оруженосца наборный пояс и хотел самостоятельно застегнуть его. Но уже привязанный к ремню меч оказался слишком тяжел для его руки и едва не стукнулся о камень. Один их пажей подхватил клинок в дюйме от пола.

Тем временем у ворот протрубили рога. Хриплыми, сорванными на ветру голосами гости предупредили о прибытии в столицу принца Ахо в сопровождении свиты. Не без удивления Алдерик узнал в кричавшем Бьерна Медведя. А приглядевшись, заметил среди ярлов Хёгни и даже двух вёльвов — небывалая честь для столь негодного наследника! «Переметнулись! — с горечью думал конунг. — Все оставляют меня, а я даже меч не могу на себе застегнуть».

скальд в последний раз ударил по струнам и отложил арфу.

— Подайте корону, — раздраженно бросил Алдерик и проковылял к резному деревянному трону. — Зовите придворных.

— В присутствии всего двора нет нужды, мой господин. — В зал уже проник Огмис. В своем сером плаще он напоминал просочившийся сквозь щель дым. У Алдерика сжалось сердце от тоскливого предчувствия. А вдруг они явились арестовать его? Свергнуть с престола, чтоб передать корону Ахо? Если вернейшие из ярлов изменили, то все возможно. Впервые в жизни конунг по-настоящему испугался.

— Отец, все в порядке. — Атли сел на ступеньки трона и доверчиво вцепился в похолодевшую руку короля. — Впусти их, здесь нет никого, кто хотел бы тебя предать.

«Бедный дурачок окончательно рехнулся, — подумал Алдерик. — Это Ахо-то не предатель?» Он в одно мгновение представил себе, как, изгнанный из дворца (вряд ли Ахо решится его убить), бредет по снежному полю в сопровождении слепого мальчика. Кто из них будет кому поводырем? «Дея! — мысленно взмолился Алдерик. — Дея, какой же я самолюбивый болван! Ты не позволила бы…»