Энди Чемберс - Путь эльдар: Омнибус

Человек заморгал от неожиданного света, ибо камеры были погружены в абсолютный мрак, и посмотрел на то, что должно было быть силуэтом фон Класа.

— Ты один из нас — сказал он, пораженный настолько сильно, что он не мог соображать.

— Пошли. Мы убираемся отсюда — ответил фон Клас.

Гвардеец грустно улыбнулся и покачал головой:

— Они будут здесь в любой момент. У нас нет шансов выстоять.

— Это приказ, солдат. Я комиссар и у меня есть пара счетов, которые надо свести. Если я сказал, что мы убираемся, это значит, что нас здесь уже не должно быть. Теперь вперед!

Гвардеец пожал плечами и заковылял из камеры — заключенные не были закованы в кандалы, Верредаек должно быть полагал себя выше этого. Фон Клас торопился открыть другие три камеры.

— Сэр! Проблема! — заорал гвардеец. Фрагментарное отражение приближающихся воинов эльдар скользнуло по отполированному металлу и по стенам начали колотить осколки. Когда трое остальных гвардейцев вышли, спотыкающиеся и ошеломленные, фон Клас поднял пистолет Верредаека, чтобы прикрыть их. Он выстрел на первое мелькание фиолетового и серебра, которое показалось из-за угла коридора, крошечные дротики понеслись к цели, оставляя за собой мерцающий след.

Со сдавленным криком первый эльдар рухнул вперед, схватившись за разбитую маску своего шлема. По мере того как крики становились бессвязным воем, тело воина сотрясали конвульсии, оно начало распадаться на части, будто его кто-то раздирал. Брызнула горячая кровь, и осколки костей срикошетировали от стен. Гвардейцы, двое в песчаного цвета форме, возможно с Талларна, последний, в темно-красной форме, которая возможно принадлежала Адептус Механикус — нырнули обратно в камеры, чтобы укрыться. Возможно, фон Клас не понимал языка эльдар, но он понимал страх, когда слышал его, а он слышал именно страх.

— Пошли — быстро сказал фон Клас. — Теперь они нас боятся.

Первый из освобожденных им людей кинулся вперед и схватил две винтовки там, где их бросила охрана, одну из них он бросил талларнцу. После нескольких мгновений, потраченных на освоение оружия, они открыли прерывистый огонь по коридору, а затем поспешили за остальными.

Фон Клас и его люди — а они конечно теперь уже были его людьми, его отрядом — спешили прочь от камер. Фон Клас — впереди, двое бойцов с винтовками замыкали отряд, готовые открыть прикрывающий огонь. Все это время фон Клас слышал голоса, стражи звали подмогу, пытались организовать преследование, или возможно проклинали гвардейцев на своем отвратительном чужацком языке.

Лабиринты тюрьмы раскрывали перед ними еще более мучительные виды. По мере того, как они продвигались вперед, фон Клас начал верить в то, что выжить здесь невозможно даже комиссару. Но стражей больше не было. Не охрана должна была остановить убегающих пленников — а муки и жестокость, которые должны были сломить их волю. Фон Клас и его люди миновали ворота из рубцеватого железа и едва дыша, истощенные и окровавленные двинулись на открытый воздух. Чрево машины пыток Верредаека осталось позади них.

Но чутье командира подсказывало фон Класу, что они еще не в безопасности. Потому что они освободились лишь для того, чтобы попасть в мир-город Темных эльдар. Комморраг.

Верредаек выглядит старше, подумал Кипселон, старше даже чем разбитое иссушенное существо, что впервые явилось в зал к Архонту. Но, конечно, причиной могло быть искромсанное лицо твари. Кипселон долгое время не видел Верредаека — с тех пор как гомункул впервые укрылся в своем подземном комплексе, чтобы осуществлять искусные пытки по его приказу.

Верредаек жалко ковылял по полу тронной залы Кипселона, по переливающемуся белому мрамору с аметистовыми прожилками. Он выглядел маленьким и ничтожным под взором трех сотен воинов эльдар, которые стояли по краям комнаты, оружие наизготовку, все время настороже.

— Зуб Падшего, что с ним произошло? — пробормотал Екзума, дракон Кипселона, развалившийся на сиденье со встроенными антигравитационными двигателями, так что ему не надо было никуда ходить пешком. Тихо булькающий медицинский блок вкачивал в кровь Экзумы нескончаемый поток наркотиков.

— Он потерпел неудачу — с чувством ответил Кипселон. Когда он поднялся со своего черного железного трона, его наплечники отбросили тень на свет из широкого окна позади трона. Тени сомкнулись вокруг Верредаека подобно двум огромным полумесяцам. Палач, казалось, еще больше усох, и хотя его глаз не было видно, Кипселон мог почувствовать страх в темных глазницах.

— Верредаек, ты припоминаешь, что когда ты впервые поступил ко мне на службу, мои слуги взяли немного твоей крови — глубокий голос Кипселона призрачным эхом разнесся под высоким сводчатым потолком, меж стен, покрытых фиолетовым мрамором.

— Дтааа, архонт — ответил Верредаек, его речи мешал рассеченный недавно язык.

— У меня она все еще есть. Я держу ее, и так поступаю со всеми своими сторонниками, чтобы иметь наглядное доказательство, что ты принадлежишь мне. Ты мой, ты часть моих владений, как улицы и дворцы. Как мой храм. Плата за принадлежность к Сломанному Шпилю это полное подчинение мне. И ты, тем не менее, не смог выполнить моих приказов.

Верредаек попытался что-то сказать, но он жил дольше большинства обитателей Комморрага и знал, что слова его здесь не спасут.

— Я повелел тебе доставить сюда человека, с содранной кожей и сломленного, чтобы я посмотрел, как он умирает. Ты не смог этого сделать. Причины не важны. Ты потерпел неудачу. По определению, будучи моей собственностью, ты должен быть отбракован.

Кипселон бросил короткий взгляд на первый ряд воинов и четверо из них вышли вперед и быстро схватили Верредаека.

Гомункул не сопротивлялся, когда Яе, изогнув стройное в сальто, выпрыгнула из теней прямо в центр комнаты. Ее глаза и улыбка сверкали, когда она обнажила сдвоенные гидроножи. В ее руках они превратились в молнии, когда она танцевала и убивала.

Пока Яе обрушила вихрь клинков, разрезая тело Верредаека на тысячи ошметков, Кипселон повернулся к своему дракону.

— Какова ситуация с Лезвием Клинка?

Экзума посмотрел на него остекленевшими глазами.

— Мало что изменилось, мой архонт. Уэргаксу благоволят мандрагоры и инкубы. Некоторые все еще остаются верными нам, но свой недостаток во владениях Уэргакс компенсирует замечательным искусством дипломатии. Дракон сделал паузу, чтобы задержать дыхание от удовольствия, когда еще одна доза наркотиков была впрыснута в его вены.

Кипселон покачал головой.

— Это нехорошо. Уэргакс скоро может сокрушить меня так же, как я желаю сокрушить его. Лезвие Клинка претендует на нашу часть Комморрага и, если подобные случаи некомпетентности продолжат происходить, они ее получат. Яе!