Эдгар Райс Берроуз - Тарзан из племени обезьян

Когда Клейтон понял, что Джейн пропала, он заставил себя покинуть хижину и отправился в джунгли на розыски.

До самой ночи англичанин бродил в прибрежных зарослях в поисках девушки или ее следов. Один раз он прошел мимо дерева, под которым Джейн пряталась от Тюрана, но не заметил следов похитивших ее зверолюдей — следов, которые Тарзан увидел бы так же ясно, как указатель на городском перекрестке.

Клейтон громко звал Джейн до тех пор, пока не привлек внимание льва. В последний миг Уильям успел взобраться на дерево и просидел там всю ночь, потому что Нума время от времени порыкивал в чаще.

На рассвете, когда зверь ушел, Клейтон с трудом спустился с дерева и, дойдя до зарослей «кошачьего когтя», вдруг заметил на сучке лоскут от платья Джейн, а рядом — лужу крови. Лоскуток оторвался от одежды пленницы зверолюдей, когда ее тащили сквозь кусты, а кровь принадлежала антилопе, которую лев задрал этой ночью — но Клейтон мгновенно решил, что Джейн Портер стала жертвой ужасного хищника.

Бесконечно долго он стоял, оцепенев от безраздельного горя, потом выронил лоскуток, который сжимал в руке, и побрел к берегу.

Он не сомневался, что Джейн нет в живых, и не хотел видеть то, что осталось от ее растерзанного тела.

Дотащившись до хижины, Клейтон свалился в лихорадке, с которой больше не пытался бороться. К чему пытаться победить болезнь, если девушка, которую он любил, погибла… Погибла по его вине! Он был плохим защитником и стал бы никудышным мужем, она правильно сделала, что отказалась стать его женой!

Клейтон метался в бреду на жалкой травяной постели, а русский злорадно наблюдал за ним, даже не пытаясь предложить больному еду и воду. Пищи англичанин все равно не тронул бы, но жажда превращалась для него в настоящую пытку. Между двумя приступами бреда он умудрялся кое-как дотаскиваться до источника, но боялся оставаться там — в таком состоянии он стал бы легкой жертвой для любого хищника. Уильяма больше не страшила смерть, но мысль о гибели в пасти зверя внушала ему непреодолимое отвращение.

Наконец Клейтон ослабел настолько, что уже не смог спуститься из шалаша. Целый день он промучился без воды, но наконец не выдержал и попросил Рокова принести ему напиться.

Русский молча слез по приставной лестнице и вскоре вернулся с кружкой в руках.

— Вот ваша вода, — отвратительно ухмыляясь, проговорил он. — Но сначала извинитесь передо мной за то, что вы постоянно унижали меня и не давали дотронуться до сучки, которая, по правде сказать, не годится даже для самого низкопробного парижского борделя…

— Заткнитесь! — прохрипел Клейтон. — Не смейте оскорблять девушку, которую я любил! Вы недостойны были дышать одним воздухом с Джейн Портер, а я… Боже, лучше бы я дал вам сдохнуть тогда в шлюпке — мир был бы чище сейчас!

— Вот ваша вода! — крикнул русский.

С этими словами он поднес кружку к губам и начал медленно пить. Остаток Роков выплеснул на пол и засмеялся.

— Будьте вы трижды прокляты… — прошептал Уильям Клейтон и закрыл глаза.

Тарзан и Арно смотрели на почти отвесные скалы, над которыми высились стены города Опар.

Они только что вскарабкались на покрытый редкими деревьями холм, дальше же начиналась иссеченная трещинами скала, уходящая на четыреста футов в вышину…

— Ты уверен, что это то самое место, о котором говорила Лао? — наконец нарушил молчание Джек.

— Да.

— Тот единственный путь, которым можно проникнуть в Опар? — уточнил Арно.

— Да, если не считать подземного хода, которым бежала сама Лао. Но мы вряд ли сможем его найти, не говоря уж о том, чтобы убедить стражей отворить нам восемь дверей. Поэтому остается взобраться в город по этой скале… Что, по-моему, будет не так уж трудно!

— Не так уж труд…

Взгляд Арно скользнул по вздымающейся над ними каменной громаде — от трещины к трещине, от одного выступа к другому — до тех пор, пока не уперся в козырек, нависающий у основания городских стен… Джек передернул плечами, отвернулся и начал спускаться с холма.

— Пошли отсюда! Мы совершили неплохую прогулку, но теперь мне ясно, почему за несколько тысячелетий Опар не взяли враги. Лучше уж сесть в долговую тюрьму, чем…

Джек обернулся и резко замолчал: человек-обезьяна висел на скале в десяти футах над землей и быстро лез выше.

— Тарзан! Вернись, черт тебя побери!

Приемыш гориллы подтянулся, уцепился за почти незаметную выбоину и поднялся еще на фут.

Его пальцы без труда находили опору, на которой можно было раскачаться и сделать очередной рывок, и вскоре он забрался так высоко, что Арно отвернулся, не в силах смотреть, как его друг висит над стофутовой бездной.

Спустя целую вечность он все же отважился взглянуть: Тарзан уже подобрался к козырьку на самой вершине скалы. В следующий миг человек-обезьяна перебросился через этот карниз, и Арно наконец-то смог перевести дух.

Но приемыш гориллы, даже не подумав отдохнуть, тут же начал карабкаться на стену Опара. Он двигался по ней так же проворно, как по скале, вскоре добрался до верха, закрепил веревку на крепостном зубце и исчез, соскользнув на другую сторону.

Арно глубоко вдохнул, медленно выдохнул — и начал методично и скурпулезно проклинать город Опар и его сокровища; свою алчность и боязнь высоты; коварство народа, набившего подвалы грудами желтого металла на соблазн таким идиотам, как он; Древних Богов, обожающих человеческие жертвы, а также зверолюдей и кровожадных жрецов, среди которых сейчас бродит его друг…

Уже очень давно никто не заботился о домах, мимо которых шел Тарзан. Стены оплетали ползучие растения, которые могли виться, где им вздумается; из щелей потрескавшихся фундаментов росли побеги бамбука; кое-где корни больших деревьев умудрились раздвинуть каменные глыбы стен. Джунгли и дома на улицах этого города существовали бок о бок в упорной медленной борьбе, и когда-нибудь поле боя в этом сражении неизбежно должно было остаться за джунглями. Лес медленно и упорно отвоевывал фут за футом у зданий, созданных искусством древних мастеров.

Рано или поздно эти дома затянет зеленая чаща, но пока они все-таки скорее напоминали жилища людей, чем логова зверей.

Однако самих людей Тарзан пока здесь не видел.

Если, конечно, не считать людьми тех отвратительных созданий, о которых рассказывала Лао — потомков смешанных браков человека и обезьян. Уродцы выходили из домов и скрывались в них, неуклюже карабкались на плодовые деревья и сидели на корточках на полускрытых травой каменных ступенях.

Эти твари, унаследовавшие худшие черты обеих рас, не отличались чуткостью обезьян и наблюдательностью людей, поэтому Тарзану удавалось передвигался среди деревьев и полуразрушенных домов, без труда минуя зверолюдей — так, как если бы был для них невидимкой.