Дэн Абнетт - Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус

— В чем дело, Белтайн?

— Вы должны это услышать, сэр! Что-то странное!

Странное. Любимое слово Белтайна, сразу расставляющее все по местам. «Вторгшиеся орки всех зарезали, сэр! Это что-то странное!»; «Все очень странно с тех самых пор, как появились генокрады, сэр!»

— Что такое?

Белтайн рывком протянул командиру наушник.

— Слушайте!

Бревианцы майора Цабо вошли в Цитадель, держа оружие наготове. Возвышавшиеся храмы были безмолвны и пусты. Розоватый камень поблескивал в свете заходящего солнца.

Когда они ушли с солнечного света и углубились в тени храмовых колонн, Цабо почувствовал такой холод, какого не помнил с зимних войн на Аэксе-XI.

Люди свободно и уверенно разговаривали, подходя к холму Цитадели. Но теперь все разговоры смолкли, словно их поглотило молчание этих древних могил и пустых храмов.

Здесь ничего не было, понял Цабо. Ни жрецов, ни инфарди, ни тел, ни единого следа разрушений.

Несколькими жестами он разделил бойцов на отряды. В броне и горчичного цвета униформе солдаты стали продвигаться по параллельным улицам. Цабо выбрал вокс-канал.

— Бревиа-один. Сопротивления в Цитадели нет. Здесь чертовски тихо!

Он оглянулся по сторонам и отправил вперед сержанта Вулле с двадцатью солдатами, в величественную Капеллу Отмщенного Сердца. Сам Цабо двинулся к зданию поменьше, помещению капитула, где раньше жил хор Экклезиархии.

За портиком он заметил ряд пустых альковов.

Вулле доложил из Капеллы, что все священные предметы: иконы, тексты, статуи — все вынесено из знаменитого здания. Другие команды доложили о том же самом. Алтари были пусты, альковы чисты, реликварии разграблены.

Цабо это не понравилось. Его люди были раздражены. Они ожидали, по меньшей мере, сражения. Это место должно было быть берлогой Патера Греха, его последним прибежищем.

Бревианцы рассеялись среди просторных колоннад и проходов храма. Ничто не нарушало тишину, кроме шелеста высокогорного ветра.

С отрядом из восьми человек Цабо вошел в главную усыпальницу, храм Паломничества Саббат, величественное сооружение из розового камня и громадных колонн, возносившееся на триста метров ввысь в самом сердце Цитадели. Алтарь здесь тоже был пуст. Колоссальное сооружение размером с танк, украшенное золотом, было лишено и канделябров, и курильниц, и аквил.

В воздухе чувствовался странный запах — едкая вонь, похожая на раскаленное густое масло, на котором жарили соленую рыбу.

У Цабо внезапно повлажнели губы. Он облизал их и почувствовал на языке медный привкус.

— Сэр, ваш нос… — выдавил солдат.

Цабо поднес руку к лицу и понял, что из носа течет кровь. Оглядевшись, он увидел, что у всех его людей сочится кровь из носа, глаз, ушей. Кто-то застонал. Солдат Эмис внезапно рухнул на пол без движения.

— Великий Бог-Император! — вскрикнул Цабо. Еще один из солдат рухнул; из ушей его текла кровь. — Вокс-офицер! — Цабо потянулся к аппарату, запах становился все сильнее. В тысячу раз сильнее.

Казалось, время замедлилось. Он смотрел на собственные протянутые вперед руки. Как медленно! Время и сам воздух вокруг, казалось, стали тяжелыми и тягучими, как патока. Он видел своих людей, которые замерли, словно насекомые в янтаре. Кто-то медленно падал, вытянув руки. Другие бились в вялых конвульсиях, третьи уже стояли на коленях. Идеально круглые, блестящие капли крови бусинами повисли в воздухе.

Кто-то сделал все это. Кто-то был готов. Враг очистил храм от святых оберегающих реликвий. И оставил в этом месте что-то иное.

Что-то смертоносное.

— Ловушка! Это ловушка! — закричал Цабо в вокс. Его рот был полон крови. — Мы запустили что-то, придя сюда! Мы…

Цабо стал задыхаться. Он выпустил микрофон вокса и рухнул на залитый кровью полированный пол храма Паломничества Саббат.

— О, Император… — пробормотал Цабо.

В крови копошились личинки.

Время умерло. На Доктринополь обрушилась ночь. Словно лепестки прозрачной переливающейся орхидеи в километр шириной, раскрылась вспышка голубого цвета. Взорвалась Цитадель.

Цитадель полыхала много дней. Она горела без пламени, ну, или, по крайней мере, без того пламени, которое известно человечеству. Туманно-голубые и морозно-зеленые языки добела раскаленной энергии вытянулись на километры в небо, колыхаясь, словно призрачная аура прикованной к плато звезды. Они колыхались беспомощно, словно на ветру. Их слепящий свет отбрасывал длинные тени днем и освещал ночь. В основании голубые и зеленые тона уступали место ослепительно белому, сверкающему инферно, облизывающему храмы и строения Цитадели, и жар этот ощущался даже в полукилометре от склонов холма.

Подойти ближе не мог никто. Пять разведотрядов, которые решились подобраться к холму, вернулись с тошнотой, внезапным кровотечением или приступами совершенно безумного страха. Наблюдения, сделанные с безопасного расстояния при помощи приборов, выявили, что каменные глыбы плато плавятся и деформируются. Камень кипел и изгибался. Один из наблюдателей сошел с ума и принялся нести околесицу о том, что видел искаженные криками лица в этом кипящем камне.

В конце первого дня делегация из местных аятани и экклезиархов из Имперской Гвардии соорудила временные святилища вокруг склонов Цитадели и начала молитвенное бдение.

Унылое чувство поражения нависло над Доктринополем. Это беспрецедентная катастрофа, это было хуже, чем захват инфарди святого города. Осквернение — самый темный знак из всех, что могли случиться.

Гаунт был отозван. Его настроение было мрачнее некуда, и немногие осмеливались его беспокоить, даже самые доверенные Призраки. Он скрылся в оборудованных для него комнатах в Университете, размышляя и изучая отчеты. Сон к нему не шел.

Даже новость о том, что Корбек жив, не надолго взбодрила его дух. Многие думали, что пребывая в столь ужасном настроении Гаунт подвергнет отряд Колеа суровому наказанию за неподчинение, и тот факт, что они спасли полковника, не поможет.

Аятани провели службу благодарения — за те святые реликвии, которые отряд Колеа вернул в захваченном грузовике. Но это было слабое утешение в сравнении с уничтожением Цитадели. Все предметы были вновь освящены и помещены в базилику Махария Хагийского на краю Старого Города.

Выжившие бревианцы, две бригады, которые не успели войти в Цитадель вместе с Цабо, были подвергнуты ритуалу покаянию и скорби. На второй день провели массовую погребальную службу, в течение которой все павшие были перечислены поименно. Гаунт присутствовал на ней при полном параде, но ни с кем не говорил. Орудия Пардусского полка прогремели почетным салютом.