Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

Теврил отдал розовый мячик слуге. Тот с поклоном взял его и унес.

— Кое-кто в семье полагает, будто я… слишком мягок. — Он пожал плечами. — Мне показалось, наглядный пример не повредит.

— Вижу. — Сиэй вприпрыжку одолел два шага и остановился перед Серимн, впрочем, я заметила, как брезгливо он обошел кровь, темным пятном растекшуюся на полу. — То, что ее поймали, уже хорошо, но я как-то не думаю, чтобы Наха вернул солнце, пока вы не отловите демона. Как у вас с этим?

— Пока он не пойман, — сказал Теврил. — Мы ищем его.

Серимн издала звук, от которого у меня на коже встали дыбом мелкие волоски. Я ощутила ее внимание и увидела, как она с усилием подалась в мою сторону и снова издала этот звук. Слов, которые она старалась произнести, разобрать было невозможно, я даже не была уверена, что она вправду пыталась заговорить, но я все равно поняла: она хотела указать Сиэю на меня. «Вот демон!» — сказала бы она, если бы могла.

Но Теврил уже позаботился, чтобы она никому не выдала моей тайны. Даже богам.

Сиэй вздохнул, наблюдая за попытками Серимн.

— Не знаю и знать не хочу, что ты там силишься вякнуть, — сказал он.

Серимн притихла, глядя на него с каким-то новым и очень мрачным предчувствием. А Сиэй продолжал:

— И мой отец не пожелает этого знать. Я бы на твоем месте только молился, чтобы на него не напало… творческое настроение!

И он махнул рукой. Этак лениво, небрежно… Возможно, только я увидела поток могущественной энергии, черным пламенем вырвавшейся из этой руки. Она свернулась в воздухе, точно змея, потом устремилась вперед и поглотила Серимн… Когда она исчезла, Серимн нигде больше не было видно.

Потом Сиэй повернулся к нам с Солнышком.

— Так ты еще с ним! — сказал он мне.

Я как-то очень остро почувствовала свою руку, сжимавшую ладонь Солнышка.

— Да, — ответила я и подняла подбородок. — Теперь я знаю, кто он такой.

— В самом деле? — Взгляд Сиэя метнулся к Солнышку. Задержался. — Знаешь, как-то я сомневаюсь в этом, смертная девочка. Даже его дети толком не знают больше, кто он такой.

— Я сказала, что теперь знаю его, — проговорила я с некоторым раздражением.

Я никогда не терпела покровительственного отношения, от кого бы оно ни исходило, а уж за прошедшие несколько недель я навидалась и натерпелась такого, что капризы богорожденного смутить меня уже не могли.

— Я не знаю, каков он был раньше. Той личности больше нет; он прежний умер в день, когда убил Энефу. Это все, что осталось!

И я дернула головой в сторону Солнышка. Его ладонь обмякла в моей, — вероятно, он ничего подобного не ожидал.

— Верно тебе скажу, осталось не много. Иногда я сама готова его до потери сознания запинать. Но чем больше я его узнаю, тем больше убеждаюсь: он не настолько безнадежен, как всем вам, по-моему, кажется!

Какое-то мгновение Сиэй молча смотрел на меня… Впрочем, он быстро оправился.

— Ничего ты об этом не знаешь! — Мальчик-бог сжал кулачки: вот сейчас ногами затопает. — Он мою маму убил! Мы все в тот день умерли! И это он нас убил! Нам что, об этом забыть?

— Нет, — сказала я.

Я ничего не могла поделать с собой: мне было жаль его. Я ведь знала, каково это — пережить потерю родителя, противоречащую здравому смыслу.

— Конечно, вы не можете забыть. Но… — тут я подняла руку Солнышка, — …посмотри же на него! По-твоему, он провел столетия в самодовольном злорадстве?

Сиэй надул губы:

— Он сожалеет о сделанном? Теперь, когда мы освободились из рабства, а он за свои преступления оказался заточен в смертное тело? Ах, какое раскаяние!

— Откуда тебе знать, что он не раскаивался прежде?

— А оттуда, что он не освободил нас! — Сиэй ударил себя кулаком в грудь. — Он бросил нас здесь и предоставил людям поступать с нами, как им заблагорассудится! Он пытался заставить нас полюбить его снова!

— Может, — сказала я, — он просто другого способа придумать не мог.

— Что?!

— Может, это был единственный путь, казавшийся ему вменяемым — после того невменяемого поступка, что он совершил? Может, он думал, что время все исправит — хотя это было невозможно? Даже при всем том, что от его деятельности становилось все только хуже…

Мой первоначальный гнев успел улетучиться, я вспоминала Солнышко, каким он предстал мне прошлой ночью — на коленях, полностью лишенным надежды.

— Может, он считал, что лучше пусть ты будешь в плену и ненавидишь его, чем насовсем тебя потерять?

Я понимала, что это бессмысленный спор. Иные деяния не подпадают ни под какое прощение. Убийство, несправедливое заточение и пытки суть непрощаемые грехи… Наверное. Ну, мне так кажется.

И тем не менее…

Сиэй почему-то закрыл рот. Посмотрел на Солнышко. Стиснул зубы, сузил глаза:

— Ну так что? Эта смертная вправду говорит за тебя, отец?

Солнышко не ответил. Все его тело излучало страшное напряжение, но проложить себе путь словами оно не могло. Я этому не удивилась. Я даже выпустила его руку, чтобы ему проще было оставить меня, когда он уйдет.

Его ладонь внезапным движением сомкнулась на моей — плотно, с судорожной силой. Я бы теперь не смогла высвободиться, даже если бы захотела.

Пока я удивленно моргала, соображая, что бы это значило, Сиэй недовольно вздохнул.

— Не пойму я тебя, — сказал он мне. — Ты же вроде не дура. Он же пустая трата твоих сил! Неужели ты из тех женщин, которым для счастья нужно непременно мучить себя? Которые примут только такого любовника, что станет избивать?

Я негромко ответила:

— Моим возлюбленным был Сумасброд.

При этих словах Сиэй искренне опечалился:

— Я и забыл… Мне жаль.

— Мне тоже.

Я вздохнула и потерла глаза, они отчего-то вновь разболелись. Видно, во дворце под названием Небо было многовато магии; я не привыкла все время видеть. Мне не хватало тьмы Тени с ее редкими искрами и проблесками волшебства.

— Дело просто в том, что вы… все вы будете жить вечно… — Тут я спохватилась и поправилась с горькой улыбкой: — Не принимая в расчет возможность убийства, конечно. У вас вечность впереди, чтобы разобраться друг с другом…

То, чего всяко не было бы у нас с Сумасбродом, даже если бы он не погиб. А еще я жутко устала; волевое усилие, чтобы не подпускать к себе горе, давалось мне все с большим трудом.

— Я просто не вижу смысла проводить эту вечность в ненависти. Вот и все…

Сиэй задумчиво смотрел на меня. Его зрачки внезапно изменились, превратившись в пристальные кошачьи щелки, только на сей раз их преображение не сопровождалось угрозой. Быть может, ему, как и мне, требовались странные глаза, чтобы видеть недоступное остальным. Потом он обратил эти свои глаза на Солнышко и долго рассматривал его, не говоря ни слова… Не знаю уж, что он углядел, но увиденное не развеяло его гнев. Другое дело, что и нападать он не стал, и я решила считать это победой.