Нора Кейта Джемисин - Наследие. Трилогия (ЛП)

— Сиэй… — вдруг сказал Солнышко.

Его рука крепко, почти до боли, сжала мою. Я скрипнула зубами и промолчала, не смея встревать. Я слышала, как он набрал воздуха в грудь…

— Только не вздумай извиняться передо мной, — сказал Сиэй.

Он говорил очень тихо, быть может чувствуя то же, что и я. Его лицо стало очень холодным, превратившись в сущую маску гнева.

— То, что ты сделал, не может быть искуплено всего лишь словами. Даже пытаться приносить извинения значит оскорбить. Не только меня — саму мамину память…

Солнышко замер. Потом его рука дернулась на моей, ни дать ни взять черпая силы в прикосновении, потому что он все-таки заговорил.

— Если не слова… — сказал он. — Помогут ли деяния?

Сиэй улыбнулся. Я была готова поклясться, что зубы у него заострились.

— Какие же деяния могут искупить твои преступления, мой блистательный родитель?

Солнышко отвел глаза, и его хватка наконец ослабла.

— Никакие. Я знаю.

Сиэй глубоко вдохнул и тяжело, медленно выдохнул. Покачал головой, глянул на меня, вновь покачал головой и наконец отвернулся.

— Я передам матери, что ты отлично справляешься, — сказал он Теврилу.

Тот не проронил ни слова за время нашего разговора; полагаю, он слушал, затаив дыхание.

— Она рада будет это слышать.

Теврил наклонил голову в этаком полупоклоне.

— Сама-то она как? Благополучно?

— Еще как благополучно! Божественность очень ей подошла. Это мы тут на ушах ходим…

Мне показалось, он на мгновение заколебался и хотел было вновь повернуться к нам с Солнышком, но в итоге лишь кивнул Теврилу:

— Ну, до новой встречи, лорд Арамери.

И испарился.

Теврил проводил его исчезновение долгим вздохом, выразившись, кажется, за всех нас.

— Что ж, — сказал он. — С этим делом мы покончили, осталось решить лишь одно. Ты обдумала мое предложение, эру Шот?

Я на самом деле лелеяла одну-единственную надежду. Если я выберу жизнь и позволю Арамери пользоваться собой, быть может, когда-нибудь мне удастся освободиться. Найду способ… Жалкая, почти несбыточная надежда, но больше-то у меня ничего не было.

— Вы уладите для меня дела с орденом Итемпаса? — спросила я, силясь сохранить достоинство.

Настал мой черед искать поддержки у Солнышка. Продавать душу казалось некоторым образом проще, пока он рядом.

Теврил чуть наклонил голову:

— Это уже сделано.

— И еще… — Я помедлила. — Вы дадите мне слово, что эта метка, которую я обязуюсь носить… Что она будет делать только то, что вы сказали?

Он приподнял бровь:

— Эру Шот, как мне кажется, вы не в том положении, чтобы очень уж торговаться.

Я вздрогнула и съежилась, потому что он, конечно, был прав, но моя свободная рука сжалась в кулак. Очень уж я не любила, когда мне угрожали.

— Я могу сказать младшим богам, что я такое. Они убьют меня, но хоть не станут использовать так, как собираетесь вы.

Лорд Арамери откинулся на троне и положил ногу на ногу:

— Ты не знаешь этого наверняка, эру Шот. К примеру, расскажешь ты какой-нибудь богорожденной, а у нее окажутся свои враги, от которых она не прочь избавиться. Ты в самом деле готова сменить смертного хозяина на бессмертного?

Я о такой возможности даже и не задумывалась. Представив, что могло получиться, я застыла от ужаса.

— Не бывать тебе ее хозяином, — сказал Солнышко.

Я так и подпрыгнула. Теврил медленно вдохнул и не спеша выдохнул.

— Господин мой, — сказал он. — Боюсь, ты не знаешь подробностей нашего предыдущего разговора. Эру Шот знает, какая опасность подстерегает ее, останься она на свободе.

При этом его тон явственно говорил: «А ты не в том положении, чтобы за нее торговаться». Произносить это словами даже не требовалось. Все было и так очевидно просто до боли.

— Опасность, которая подстерегает ее, если ты предъявишь на нее права, — отрезал Солнышко.

Я ушам своим не верила. Неужто он в самом деле пытался вступиться за меня?..

Солнышко выпустил мою руку и шагнул вперед.

— Ты не сможешь сохранить ее существование в тайне, — сказал он. — Ты не сможешь убить достаточно народу, чтобы спокойно сделать ее своим оружием. Лучше бы ты совсем ее сюда не забирал. Тогда ты мог бы хоть отпереться, что вообще не знал о ней!

Я нахмурилась, ничего не понимая. Но Теврил снял одну ногу с другой и негромко спросил:

— Так ты намерен поведать о ней другим богам?

Тут до меня наконец дошло. Солнышко не так уж беспомощен. Его невозможно убить насовсем. Его не получится навсегда засадить под замок, потому что его наказание подразумевало странствия по миру смертных и постижение житейских уроков этого мира. В какой-то момент его неизбежно примется разыскивать кто-то еще из богов — хотя бы ради того, чтобы позлорадствовать его унижению. Тут-то и рассыплется план Теврила, задумавшего сделать меня тайным оружием Арамери.

— Я никому ничего не скажу, — тихо продолжал Солнышко, — если ты отпустишь ее.

Я затаила дыхание.

Теврил некоторое время молчал.

— Нет, — сказал он затем. — Моя первейшая забота осталась неизменной: она слишком опасна, чтобы жить без присмотра и защиты. Уж лучше ее сразу убить!

Тем самым он не только прекращал мою жизнь, но и разбивал все доводы Солнышка.

Это было подобно игре никким: вереницы ложных ходов, которыми противники стремились запутать один другого. Я как-то никогда не обращала внимания на подобные игры, ведь я не могла видеть их и понятия не имела, что происходило при ничьей. Но вот быть призом в игре мне определенно не нравилось.

— Она жила тихо и благополучно, пока ее не начал преследовать орден, — сказал Солнышко. — Безвестность веками защищала ее происхождение. Даже от богов. Верните ей это — и все станет как прежде.

Солнышко помолчал.

— К тому же у вас еще осталась демонская кровь, которую вы забрали перед разрушением Дома Восставшего Солнца.

— Так они забрали… — ляпнула я.

И, спохватившись, умолкла. Только руки стиснула в кулаки. Уж конечно, они не оставили бы подобную ценность пропадать втуне. Моя кровь, кровь Датэ, наконечники… Чего доброго, они переняли и метод возгонки, изобретенный Датэ. Арамери таки получили свое оружие — со мной или без меня. Чтоб им пусто было!

Тем не менее Солнышко был прав. Если лорд Арамери забрал эту кровь, я ему не нужна.

Теврил поднялся с трона. Сошел по ступеням, миновал стражников и остановился у окна. Я видела, как он стоял там, глядя наружу — на мир, которым ему выпало править, и на черное солнце, грозный знак божественной немилости. Он сцепил руки за спиной.

— Безвестность, говоришь… — сказал он и вздохнул. Когда я услышала этот вздох, в сердце робко шевельнулась надежда. — Что ж, очень хорошо. Я весьма расположен это обдумать. Но каким образом добиться безвестности? Я должен поубивать всех горожан, которые ее знали? Как ты сам говоришь, это потребует непрактично много смертей…