Ник Кайм - Саламандры: Омнибус

Один удар. Всего один. Но шестеро были повержены, покрытые кровью и изломанные.

Ба’кен оглядел оставшихся. Тридцать превратились в пятьдесят.

И они продолжали подниматься…

— Давайте! — взревел воин.

Мертвецы окружили его. Ба’кен не смог бы противостоять всем им одновременно. Они кололи, кусались, резали когтями и всем, что было в их изуродованных руках. Те шестеро, которых Ба’кен считал наконец умерщвленными, вновь поднялись, когда их кости соединились, хотя плоть так и осталась растерзанной атаками Саламандра.

Захлёстнутый волной тел, Ба’кен остановился на коротких, экономящих силы, ударах. Он использовал рукоять молота как посох, держась за оба конца и вкладывая в удары силу мышц спины и плеч. Ба’кен использовал навершие молота как таран, совершая им быстрые выпады. Он ударил одного из сенгни в голову и увидел, как она дернулась назад, словно в неё выстрелили. Но мертвеца это не остановило. Ничто их не останавливало. Однажды сенгни уже умерли, и вновь умирать они не собирались. У них не было страха, не было инстинктов самосохранения. Такие противники лишь насмехались над обычными методами боя.

Их поглотила ярость, слепое желание добраться до крови и костей того, кто стоял среди них. Какая бы инфекция не поразила их, Ба’кен обладал иммунитетом к ней благодаря своей усовершенствованной физиологии. У игнейцев такой защиты не было.

Стойко перенося все мелкие ранения, Ба’кен размозжил голову мертвеца молотом, и в тот же миг послышался низкий рокот двигателя риггера.

Слабые лучи галогеновых прожекторов боролись со мглой, упавшей за пределами кольца дыма с закатом солнца.

Ба’кен надеялся, что старик собирается спасаться, но тот вёл риггер прямо в купол.

Скаут вспомнил о девочке. Она всё еще была в риггере. Звук мотора перерос в грохот.

— Нет! — слово прозвучало мольбой, словно единственной, кого хотел спасти из этого кошмара Ба’кен, была девочка. Но старик ни о чем не знал. Он видел лишь невыполненный священный долг и собирался пожертвовать собой ради этого.

Ба’кена залило светом, когда риггер приблизился ко входу в купол. Оставив молот погруженным в раздробленный череп восставшего, он извлёк болт-пистолет из кобуры и выпустил несколько снарядов. Но прицел ему сбил напор толпы мертвецов, и потому первый выстрел переломил пополам туловище сенгни. Второй заряд буквально испарил голову восставшего. Третий ушел в бронированный корпус, окружавший двигатель риггера, и в этот момент оружие было выбито из руки Ба’кена.

Нужно было быстро соображать: у него остался лишь нож. Воин не мог уничтожить их всех, ведь сенгни были сильны и не ослабляли давление ни на миг. Тем не менее, они не были чем-то больше, чем кожа да кости.

Пригнувшись, Ба’кен начал проламываться сквозь толпу мертвецов, словно бык-заурох. Он чувствовал, как ломаются скелеты восставших и раздражающее покалывание в ранах, что сенгни оставляли взамен. Он смог прорваться сквозь орду мертвых и, наконец, добравшись до риггера, ударил по передней части кабины. Металл вогнулся, запечатлев форму сжатого кулака Ба’кена.

Взревев, он вложил всю дарованную ему Императором мощь в сопротивление движущей силе двигателя, и в тот же момент ощутил, как в болезненной агонии напряглись мышцы его конечностей. Ботинки его чертили борозды в песке, пока он не нашел подходящий угол для того, чтобы удерживать риггер.

Град ударов посыпался на спину, плечи и шею Ба’кена. Сенгни рвали когтями незащищенную плоть на его руках и ногах, создавая всё большее наследие в истории шрамов воина.

Удерживание машины истощало силы. К удаче скаута, двигатель затих, и через несколько мгновений старик выбрался из кабины. У него был нож, но на нём не было крови, а Ба’кен до сих пор не видел и намека на присутствие девочки. Скоро выпрыгнув из кабины, старик начал перерезать топливные насосы риггера. Толстая резина усложнила ему задачу, но он смог прорезать шланг, из которого начала вытекать солоноватая жидкость. Стая мертвецов добралась до игнейца, когда он тянулся за воспламенителем.

Саламандр их больше не интересовал — их ярость выплеснулась за пределы купола. К чести старика, тот не произнес ни звука, когда сенгни разрывали его на части. Это было последним, что увидел Ба’кен, прежде чем его тоже повалили на землю.

— Дитя! — зарычал он, пробивая себе путь наверх, сквозь орду восставших. Инстинкты взяли верх, и воин ломал кости и разбивал черепа в неистовом порыве. Вокруг него образовалось кольцо из останков и частей тел, пока он сражался. Ба’кен упал на колени и, отбросив леденящее ощущение погружения в бездонную трясину пепла в этом царстве мертвых, он обнажил нож и вызывающе взревел.

Ответом ему стал сухой шорох костей проклятых.

— Пусть мне придется разорвать каждого из вас… — поклялся Ба’кен, хоть и знал, что начинает уставать.

Позади полчищ восставших, сквозь прорехи в их нестройных и изувеченных рядах, он увидел тех, что не поднялись. Не сенгни, а мертвые игнейцы. От их тел остались лишь тлеющие на воздухе скелеты.

Она успокоилась, когда Ба’кен сжёг тела. Девочка знала о заразе, что поглотила её народ, знала, что её отца и мать уже не спасти. Лишь огонь мог избавить их от того, что происходило потом.

У Ба’кена всё еще был ручной огнемёт, но целей было слишком много. Топливо стекало из бака риггера, создавая небольшие протоки в песке и собираясь в лужи у шаркающих ног сенгни.

Но она до сих пор была внутри риггера.

Когтистые лапы и изувеченные руки восставших тянулись к Ба’кену, и он понял, что ему придётся это сделать.

— Да простит меня Вулкан… — прошептал он.

Сняв с пояса испепелитель, он выпустил длинный язык пламени. Огонь, словно живой, вырвался вперёд яростной пострескивающей струёй жара и света. Едва пламя коснулось топлива, Ба’кен бросился на землю.

В такой близи от риггера взрыв был похож на землетрясение. Огненный ураган извергся из разорванных взрывом по всей длине автотрейлера баков. Огонь жадно поглотил орду сенгни, превращаясь в исполинский костёр, испепеляющий плоть, одежду и кости.

Не было ни криков, ни смертных воплей — у мертвых не было голосов.

Лишь рёв пламени, настолько громкий, что все остальные звуки просто исчезли, и обжигающий жар.

Ба’кен чувствовал его даже сквозь защищающий его плащ из драконьей шкуры. Именно накидка и толща тел мертвецов на воине спасли его от гибели.

Вскоре всё закончилось, хотя дым и языки огня, окружающие поселение, еще какое-то время будут напоминать о том, что здесь произошло. Изможденный, словно боксер после тяжелого боя, Ба’кен тяжело поднялся, окруженный сожженными на этом погребальном костре телами. Пылающая буря, вырвавшаяся из риггера, уничтожила жилище и всё, что в нём находилось. Ничего не осталось — лишь пепел в воздухе и слабый запах золы, принесенный с гор. Пелена облаков спала, впустив кроваво-красные лучи света, чтобы осветить сцену последних событий. Но в этом не было нужды — настолько ужасно выглядело это место.