Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)

— Это слишком далеко, — рассудительно сказал Корум. — Посмотри… пока мы говорим, жизнь в Амергине еле теплится.

— Это верно, — согласилась Медбх.

Дыхание верховного короля было слабым и прерывистым, а бледность кожи сливалась с шерстью покрова. Лицо стало старым и морщинистым, хотя раньше оно было куда моложе — может, потому, что его никто не беспокоил в облике овцы.

— Холм Кремм, — сказал Джери-а-Конел. — Это и есть то место, которое обладает силой.

— Да, — со слабой улыбкой поддержал его король Маннах. — Так и есть. У этого холма мы просили тебя, принц Корум, прийти к нам на помощь.

— Может, там и дадут себя знать магические силы дуба и барана, — нахмурившись и теребя свою лохматую черную бороду, сказал Гованон. — Джери-а-Конел, спроси у Амергина, устраивает ли его это место?

Но Джери отрицательно покачал головой.

— Мой кот сообщает, что главный друид слишком слаб. И разговор может стать для него таким потрясением, что он лишится последних жизненных сил.

— Ирония судьбы, которая мне не нравится, — сказал король Маннах. — Совершить столько подвигов — и потерпеть поражение на пороге победы.

И, словно соглашаясь с королем, лежащая на полу фигура издала слабое жалобное блеяние.

Содрогнувшись от переполняющих его чувств, король Маннах отвернулся.

— Наш верховный король! Наш верховный король!

Гованон положил Маннаху на плечо огромную узловатую руку.

— Как бы там ни было, давайте отнесем его на холм Кремм, в место, обладающее мощью. Кто знает, что там может произойти? Сегодня будет полнолуние, и свет луны упадет на омелы и дубы. Мне говорили, это самая лучшая ночь для заклятий и псалмов, ибо полнолуние указывает, что пятнадцать плоскостей соприкасаются теснее всего.

— Поэтому и считается, что полная луна обладает особыми свойствами? — Медбх что-то слышала о плоскостях, что лежат за землей Корума. — Это не просто суеверие?

— Сама по себе луна не обладает никакими свойствами, — объяснил Гованон. — В данном случае она всего лишь инструмент. Она приблизительно сообщает нам, как разные плоскости Земли соотносятся с другими.

— Странно, — произнес король Маннах, — как мы склонны отбрасывать эти знания лишь потому, что они искажены примитивными умами. Еще год назад я не верил ни в легенды о сидах, ни в легенды о Кремм Кройх, ни в сказания нашего народа, ни во многие другие суеверия. В определенной мере я был прав, потому что есть такие представители рода человеческого, которые пытаются использовать легенды и суеверия лишь себе во благо. Они лелеют их не ради подлинного содержания, а лишь ради того, что могут извлечь из них. Бедные измученные люди, они не способны любить жизнь, а ищут в ней нечто, что будет для них лучше, чем сама жизнь и в результате искажают открывающиеся им знания и считают, что их слабости — это и есть подлинные знания, по крайней мере, для всех прочих — таких, как мы. Но то знание, что ты принес нам, Корум, соответствует нашему пониманию жизни. Оно говорит о множественности миров, в которых процветает человечество. Ты снабдил нас сведениями, которые пролили свет на наше понимание мира, где растерянные и потерявшиеся люди говорят лишь о тайнах и темных предрассудках, стараясь возвыситься в своих собственных глазах и в глазах ближних.

— Я понимаю тебя, — сказал Корум, которому и самому довелось испытать нечто подобное тому, о чем говорил король Маннах. — Но если даже мышление примитивно, а знания искажены, они могут обладать огромной уродливой силой. Разве может власть света существовать без власти тьмы? Может ли благородство жить без алчности, а знание — без невежества?

— Это вечная загадка снов мабденов, — как бы про себя сказал Джери-а-Конел, — и, без сомнения, именно потому я и предпочел остаться во сне, который во всех пятнадцати плоскостях ярче всего заявил о себе, — теперь он говорил четко и коротко. — Но этот сон скоро исчезнет — если мы не найдем способа вернуть к жизни Амергина. Двинулись! Осторожно несите его на холм Кремм.

Но едва лишь они двинулись к холму в дубовой роще, Корум осознал, что ему страшно не хочется сопровождать их.

Принц понял, что боится этого места, ибо именно там он увидел короля Маннаха и его народ, зов которых вырвал его из прошлого, из замка Эрорн, где он, тоскуя, вспоминал Ралину.

Корум посмеялся над собой. Он устал и голоден, а когда отдохнет, перекусит и проведет хоть толику времени в обществе своей обожаемой Медбх, он больше не будет испытывать столь глупых чувств.

Тем не менее, эти мысли не оставляли его до самого вечера, когда король Маннах, Медбх Длинная Рука, Джери-а-Конел, карлик Гованон, сид Илбрек на Густой Гриве, Корум и подданные короля Маннаха, подняв на руки еле живое тело верховного короля Амергина, двинулись к лесу, где на поляне высился холм, под которым, как гласила легенда, покоился Корум — или его предыдущее воплощение.

Слабые последние проблески солнца пробивались сквозь листву леса, бросая глубокие таинственные тени, в них, как казалось Коруму, скрывались не только рододендроны и ежевика, не только белки, лисы и птицы.

Дважды он покачал головой, кляня себя за то, что позволяет разным глупым мыслям лезть в голову.

И, наконец, процессия достигла холма на поляне в дубовом лесу.

Они достигли того места, где жила сила.

Стоило им войти в дубовую рощу, как Корум почувствовал холод, пронизавший его до костей — он был даже более жгуч, чем мороз в Кер Алуде, и Корум понял, что это холод смерти.

Он начал вспоминать предсказания Ивин Пророчицы, которую встретил по пути в Ги-Бресейл. Она велела ему бояться арфы — что ж, он в самом деле боялся ее. Она велела ему опасаться брата. Не его ли «брат» почивает под этим травянистым холмом в дубовой роще, под искусственным курганом, окруженным вековыми дубами — в святом для всех мабденов месте? Был ли там другой Корум — может, настоящий герой Кремм, который встанет из земли и убьет его за самозванство?

Не этот ли холм он видел во сне, когда уснул на Ги-Бресейле? Его силуэт вырисовывался на фоне заходящего солнца, и на небо уже поднималась луна. Сотни лиц были обращены к ее диску, но это были лица мужчин и женщин не суеверных, не верящих в предрассудки. На каждом из них читались лишь любопытство и несказанное изумление. Все кольцом окружили холм, и в дубовой роще воцарилась полная тишина.

Мощные сильные руки Илбрека подняли обмякшее тело верховного короля. Он поднялся на холм и положил Амергина на самой вершине. Затем Илбрек поднял голову и посмотрел на луну.

Медленно спустившись с холма, Илбрек остановился рядом со своим старым другом Гованоном.