Майкл Муркок - Хроники Корума (Сборник)

— А вот Хаос пытается вмешиваться, и очень успешно, — возразила Ралина.

— Такова уж его природа, и потому на благо смертным только Порядок, ибо он подразумевает их свободу; для Хаоса мы просто игрушки, которыми можно поиграть — и бросить, когда надоест. Поторопись, нам пора.

— Но это бессмысленно, Корум. Хаос сильнее Порядка. Мы сделали все, что могли. Почему ты не хочешь признать, что мы обречены?

— Хаос только кажется сильнее, потому что он агрессивен и использует любые средства, чтобы добиться своего. Порядок терпелив. Не думай, что я в восхищении от той роли, что уготовила мне судьба, я предпочел бы иную жизнь, но Порядок надо охранять. Ступай же скорее.

Ралина нехотя удалилась, а Корум, осмотрев служанок, убедился, что раны не серьезны. Ему не хотелось оставлять женщин одних, он не сомневался, что вскоре они передерутся. Корум решил оставить слугам немного изготовленного Джери снадобья. Вдруг это поможет им продержаться.

Корум нахмурил брови. Может ли все это быть делом рук Гландита? Гландит не чародей. Он животное, грубая скотина, солдат с обагренными кровью руками, недурной стратег, и, в определенном смысле, в нем много достоинств, однако ему всегда недоставало ума и коварства, да и желания прибегать к колдовству, ибо он до смерти боялся его.

И все же во всем царстве нет никого, кроме Гландита, кто бы по собственной воле согласился стать прислужником Хаоса, а без этого Хаос не в силах проникнуть в царство…

Корум решил обождать с выводами. Пока ему слишком мало известно. Только бы добраться до Халвиг-нан-Вака, до Храма Порядка, — там уж он сумеет вызвать лорда Аркина и испросить у него совета…

Корум прошел в залу, где хранилось оружие и доспехи, и достал серебряную кольчугу, серебряные поножи и конический шлем с тремя гравированными символами. Поверх доспехов набросил алый плащ. Затем выбрал оружие — лук, колчан со стрелами, копье, боевой топор весьма искусной работы. К поясу пристегнул длинный, массивный меч. Снова он собирался в поход… Зрелище было великолепное и устрашающее; особенно поражали воображение шестипалая сверкающая рука Квилла и изукрашенная драгоценными камнями повязка, скрывавшая глаз Ринна. Как молился Корум о том, чтобы никогда больше не надевать доспехов, не сражаться чужой рукой, приросшей к его запястью, не заглядывать чуждым глазом в запредельный мир небытия и не звать оттуда на помощь мертвецов. Но в глубине души он всегда понимал, что силы Хаоса не сдались, что худшее впереди…

Он чувствовал себя совершенно обессиленным, ибо сражение с собственным безумием столь же изматывало, как и настоящее сражение.

Вошел Джери. Он уже собрался в путь. Презирая доспехи, Джери ограничился стеганой кожаной курткой, изукрашенной золотыми и серебряными бляхами вместо нагрудной пластины — его единственная уступка голосу разума. Широкополая шляпа лихо заломлена, длинные, блестящие, тщательно расчесанные кудри рассыпались по плечам. Джери был одет в ярко-алый шелк и атлас, в изящные сапоги с красными и белыми кружевами и являл собой воплощенное щегольство. Только меч на поясе несколько смазывал впечатление. На плече у Джери сидел черно-белый крылатый кот — неизменный его спутник. В руке Джери держал фиал с узким горлышком. Внутри клубилась коричневатая жидкость.

— Лекарство готово, — Джери говорил медленно, словно в забытьи. — По-моему, оно действует как надо. Все точно рукой сняло, хотя теперь меня клонит в сон. Впрочем, голова должна проясниться. Во всяком случае, я надеюсь…

Корум посмотрел на него с подозрением.

— Возможно, оно усмиряет безумие, — но как мы защитим себя в случае нападения? Джери, оно же усыпляет разум!

— Уверяю тебя, это совершенно не так, — Джери мечтательно улыбнулся. — И потом у нас нет выбора, Корум. Что до меня, то я предпочту почить в мире, нежели умереть от муки душевной.

— Это я тебе обещаю, — Корум взял фиал. — Сколько я должен выпить?

— Снадобье очень сильное. Довольно капли на кончике пальца.

Корум потряс фиал, смочив кончик пальца. Потом осторожно лизнул и вернул Джери фиал.

— Ничего не чувствую. Возможно, оно не действует на организм вадхагов.

— Возможно. А теперь надо дать Ралине…

— И слугам.

— Да, и слугам. Это будет справедливо.

Они стояли во внутреннем дворике, стряхивая остатки снега с накрывающего воздушный корабль навеса; Джери сдернул ткань: обнажился металлический корпус, весь в ярко-синих, зеленых, желтых разводах. Джери медленно вошел внутрь и принялся колдовать над разноцветными кристаллами управления, вделанными в панель носовой части. Корабль был не слишком велик — гораздо меньше того, на котором они летели в первый раз. Когда отключалось невидимое защитное поле, он становился открыт для стихий. Легкий рокот пронесся по кораблю: он слегка подпрыгнул и завис в воздухе в дюйме от земли. Корум помог подняться Ралине, поднялся сам, прилег на кушетку и стал наблюдать за приготовлениями Джери.

Джери двигался не спеша, с легкой улыбкой на лице. Корум смотрел на друга, и у него было хорошо на душе. Он взглянул на Ралину, прилегшую на соседней кушетке, и увидел, что она дремлет. Снадобье действовало превосходно, ибо чувство бешеной ярости испарилось. Но где-то в подсознании жила мысль о том, что нынешняя эйфория не менее опасна, чем прежняя ярость, что в некотором смысле они сменили одно безумие на другое.

Он надеялся, что они избегнут участи Бвидита, что никто не нападет на них в пути, — и дело было даже не в том, что лекарство почти усыпило их: и Джери, и Корум были абсолютно не знакомы с искусством воздушного боя. Единственное, на что был способен Джери, — это вести корабль в требуемом направлении.

Наконец корабль поднялся в серый холодный воздух и полетел на запад, вдоль побережья — к Ливм-ан-Эш.

Корум смотрел вниз, на землю, унылую и замершую, и гадал, придет ли еще весна в Бро-ан-Вадхаг. Он открыл было рот, собираясь что-то сказать Джери, но тот был всецело занят кристаллами.

Тут Корум заметил, как маленький черно-белый кот соскользнул с хозяйского плеча и вылетел из корабля. Некоторое время он держался рядом, потом отстал и исчез вдали, за линией холмов.

С минуту Корум размышлял, отчего это кот покинул их, потом напрочь забыл о нем и снова принялся рассматривать проносящуюся внизу землю.

Маленький кот летел весь день, беспрестанно меняя направление, — он следовал невидимой извилистой тропинке в небе. Тропинка свернула к морю, и кот помедлил в нерешительности, потом все-таки повернул и полетел над прибрежными скалами, а потом над водой, которую ненавидел. Вскоре показались острова.