Стив Паркер - Сражения Космического Десанта

Поверхность планеты разрушалась бесконечными землетрясениями и извержениями вулканов и полностью менялась каждые десять тысяч лет. Ее регулярно покрывали новые слои камней, которые выплевывали многочисленные вулканы, такие же, как гора Калиций. Мир был феноменально активным.

Пик затрясся. По его резким склонам покатились валуны. Холос остановился и поднял взгляд, ожидая первых признаков лавины. Их не последовало, и он двинулся дальше.

Холос забирался наверх. Одна рука, за ней другая, силовая броня и усиленные мускулы работали сообща.

Периодически он поглядывал на горящее оранжевое небо, опасаясь асторгай, которые гнездились на утесах.

Цедис был Холосом и делил с ним его мысли, жил в его разуме. Магистр чувствовал образы из прошлого героя, формирующие его мысли. Они разочаровывали, оставаясь далекими, потому что их испытывал Холос, а не Цедис. Войдя в ритм подъема, Кровопийца из прошлого погрузился в четкие воспоминания, доступные лишь космодесантникам. Цедис отправился туда за ним и увидел окруженный легендами сон о крылатой фигуре в плаще, явившейся Холосу на ночной стороне Сан Гвисиги. Она подняла костлявую руку и указала на вершину горы Калиций. Вулкан не выплевывал огонь, за него это делали другие. Капли расплавленного камня вылетали вверх и падали дождем вдоль всего горизонта. Скрытое облаками небо горело от их гнева, но беспросветно черная гора Калиций оставалась тиха, противопоставляя свое спокойствие ярости собратьев.

Фигура ничего не сказала Холосу, но послание было ясным — решение проблем, терзающих орден, лежит на вершине вулкана.

Цедис видел кровь и бойни, пока Холос вспоминал времена, предшествующие появлению ритуала. Жестокость орденской роты Смерти. Постоянное желание напиться жертвенной крови, чтобы утолить жажду, обуревающую каждого брата. Их стоическое сопротивление. Потеря ими контроля. Потеря контроля самим Холосом.

Испуганное лицо женщины снова и снова вставало перед мысленным взором Кровопийцы. Видение повторялось бесконечно: страх, зубы, разрывающие плоть, горячий прилив крови.

Холос чувствовал стыд, и Цедис ощущал его вместе с ним, как и остальные тени еще не рожденных людей, идущие вместе с героем. Стыд из-за смерти жертвы и возбуждение, еще больше увеличивающее стыд. Эти жгучие ощущения сменялись по кругу в сознании Холоса, подобно петле Мебиуса.

Цедис видел и другие фрагменты жизни Холоса. Прилив неуемной «жажды», первые признаки «ярости». Совет ордена, отклонивший прошение Холоса и запретивший ему подниматься на гору. Тайное пособничество реклюзиарха Шандара в побеге и путешествии Холоса. Какие-то из этих событий Цедис уже давно представлял сам, надеясь передать их в стекле или камне. Многие из них уже стали сюжетами его витражей. Представления Цедиса не соответствовали реальности, да и разве могли? Магистр ордена не был там. Но теперь оказался и увидел, насколько менее внушительной была реальность. Увидел, как Холос сомневался в себе и каким вороватым выглядел его побег.

Пронеслись и растаяли воспоминания о ссорах на совете ордена и звучавших там яростных речах. Холос был изгнан с совета Ганланом Сангом, который возглавлял орден в те темные времена. И вспоминать о давнем бесчестье было еще тяжелее, чем об испуганной женщине и вкусе ее крови.

Холос сосредоточился на подъеме. Воля была сильнейшим оружием против «жажды», а сосредоточенность — воплощением воли.

Холос продолжил путь, повторяя свое восхождение. Спустя две тысячи лет этот момпи времени вновь был оживлен душой Цедиса. Солнца становились все жарче. Затем начался первый Период Тени. Гемос тащил по небу свое похожее на абрикос тело, дважды в день загораживая солнечный свет. Когда это происходило, поднимались мощные горячие ветры, превратившие редкие капли пота на коже Холоса в соль. Тень радовала его, и космодесантник двинулся вперед со свежей решимостью. Он достиг верха каменной глыбы, выступавшей посреди груд шлака, которые покрывали вулкан.

На этой скале он встретил первого исторгай. Существо без промедлений напало на пего, замахиваясь перьями-когтями.

Чудовище было маленьким, еще детенышем, но его когти уже стали смертельно опасными Ему только предстояло вырастить ловчие когти, маленькие отростки, горчащие из груди взрослых асторгай. Существо прыгнуло вперед на своей единственной ноге и ударило Холоса затвердевшими перьями.

Космодесантник выдернул из ножен силовой меч и отпрыгнул назад, оказавшись в опасной близости от края обрыва. Асторгай засмеялся и осыпал его проклятиями. Временами речь его не отличалась от человеческой. Асторгай были странными существами. Никто не знал, были ли они действительно разумными или лишь животными, чуткими к психическому пространству парна. Неизвестно было, сколько их, где они гнездились и как размножались. Руины на запретной ядовитой поверхности Гемоса позволяли предположить, что асторгай могли быть остатками цивилизованной расы ксеносов, обратная эволюция которых привела их к нынешнему состоянию. Об этом горячо спорили ксенологи ордена и Адептус Механикус. Известно было лишь то, что асторгай находились на планете намного дольше людей и пережили все попытки уничтожить их. Для космодесантников, обосновавшихся на Сан Гвисиге, эти существа представляли собой легкое неудобство, а для маленьких баронств, из которых Кровопийцы набирали новобранцев, — смертельную опасность.

Холос присел под ударом крыла асторгай. Бритвенно острый кератин перьев-когтей трещал, проносясь над головой десантника. Кровопийца шагнул в арку крыльев- орудий уверенным, рожденным практикой движением и пронзил детеныша силовым мечом. Клинок вошел в хрупкое тело почти без сопротивления. Из раны под выступающей грудиной повалил дым. Существо щелкнуло клювом. С раздвоенного языка слетели слова ненависти. А затем три глаза закрылись, крылья сложились, и чудовище умерло.

Оно соскользнуло с меча Холоса, и тот даже не взглянул на тело.

Цедис оттолкнул схватившую его руку. Асторгай лежал за его спиной. Он победил! Он должен продолжить подъем!

— Владыка! Владыка! Это я, реклюзиарх Мазраэль!

Глаза Цедиса сфокусировались. Гора исчезла. Он перестал быть Холосом. На нем была надета терминаторская броня, а в руке зажат «Гладиус рубеум». На лезвии меча сменялись голографические сцены былых побед. Магистр поднял взгляд и увидел над собой ветви, поросшие буйной сине-черной листвой.

— Брат? Мазраэль? — собственный голос показался Цедису неестественным. В горле пересохло, и слова звучали подобно шелесту пыли. Но дело было не только в этом. Цедис ожидал услышать брата Холоса, а не самого себя. — Я видел сон, брат, сон наяву.