Джеймс Сваллоу - Кровавые Ангелы: Омнибус

Рафен медленно поднимался на ноги, пока кровавые сервиторы суетились, чтобы очистить и переосвятить древний саркофаг.

— Значит, моя миссия наконец-то завершилась. Я боялся, что она меня погубит.

Псайкер-лорд посмотрел вверх, на резные затемнённые стёкла окон.

— Рафен, ты неделями висел на краю бездны смерти. Лемартес и многие другие верили, что ты сгинешь и отправишься по правую руку Императора. Но ты вновь обманул судьбу, — Мефистон вновь обратил на свой зловещий взор Кровавого Ангела. — Можно подумать, что ты благословен. Или проклят.

— Как будет угодно Императору, — Рафен выпрямился.

Псайкер подошёл ближе.

— У меня вопрос, брат-сержант. Ты что-нибудь там видел?

— Ничего, — ложь сорвалась с языка прежде, чем сержант смог остановить себя. Он подумал о красных песках, о золотом воителе, о родиче, мёртвом на протяжении тысячелетий. Теперь, когда он стоял в месте камня и стали, пережитое казалось Ангелу фантазией измученного разума. Рука Рафена блуждала по груди до места, где дремал его прогеноидный имплантат генетического семени. — Я…спал. Ничего более.

— Возможно, — сказал псайкер. — Написано, что Великий Ангел обладал могущественным псионическим талантом. Говорили, что он читал сердца и разумы своих воинов-сынов как раскрытые страницы книги. Что он предвидел свою смерть от рук Архипредателя. Что даже покров времени покорялся его воле, — Мефистон кивнул. — Сила Сангвиния отдаётся в самой его крови. Мы знаем, что это так даже спустя десять тысяч лет.

Сержант наблюдал, как Повелитель Смерти подходит к ‘Прикосновению Багряного Рассвета’ и невероятно нежно гладит его.

— Эти великие саркофаги, — продолжал псайкер, — созданы по его замыслу. Они — связь с его волей. Можно подумать, что за столько веков использования они впитали крошечную частичку его вечной силы, — он повернулся к Рафену. — Брат-сержант, ты понимаешь?

Истина всплыла, когда Рафен заговорил вновь.

— Я видел нечто, — признался Ангел.

— И что же?

— Легенду, — прошептал Рафен.

— Открыть его, — приказал воин в золотом, — немедленно.

— Милорд… — попытался возразить брат-сержант Кассиил, но одного резкого взгляда было достаточно, чтобы заставить его умолкнуть. — Как пожелаете.

Он резко кивнул слугам легиона, столпившимся по бокам ‘Прикосновения Багряного Рассвета’, и они начали по одному отгибать лепестки сферы.

Тёмные багровые реки хлынули наружу, стекая в дренажные трубки. Свет люмосфер ‘Гермии’ открыл внутри фигуру: мускулистое тело с бледной плотью и тяжёлым дыханием. С каждой прошедшей секундой цвет возвращался.

Сарга заглянул внутрь.

— Рана затянулась. Я не вижу ни следа инфекции.

— А что с самим осколком? — спросил Кассиил.

— Уничтожен, — Сарга кивнул своим мыслям, — саркофаг расщепил его и очистил от всех следов организм. Он будет жить.

— Вытаскивайте его, — приказал воин в золотых доспехах.

Слуги исполнили приказ и направились, чтобы положить Кровавого Ангела на гравиносилки. Он зашевелился и оттолкнул их, вставая сам и моргая от света.

— Мы… свободны… — прошептал он.

Кассиил протянул ему свежий балахон.

— Мерос. Брат, ты как?

Он кивнул, — Я жив. Благодаря тебе.

— Похоже на то.

Мерос обернулся, чтобы увидеть, кто к нему обратился, и на его лице промелькнул шок.

— Ты…? — но уже миг спустя апотекарий взял себя в руки. — Простите. Золотой доспех… Я думал, что вы… Кто-то другой.

— Ты знаешь, кто я? — воин был высоким и блистал мастерски выполненным облачением Верховных Сангвинарных Стражей — преторианцев самого примарха. Тёмные волосы до плеч свисали на латный воротник, обрамляя длинное благородное лицо.

— Ты Азкаэллон, — сказал Мерос, — носитель Клинка Энкарминэ и магистр знамён. Первый среди Сангвинарной Стражи, — он встретился с ним взглядом. — И чего ты хочешь от меня?

— Я пришёл посмотреть, умрёшь ли ты, — спокойно и степенно ответил Азкаэлон. — Я услышал о твоей доблести на Нартабе Октус и захотел увидеть лицо боевого брата, который встретился с такими обстоятельствами. С этими ранами я ожидал увидеть твою кончину… но похоже, что в твоём сердце струится сила самого Великого Ангела.

Мерос слабо кивнул.

— Я ещё не умер. Сангвиний скажет мне, когда придёт время.

И в первый раз Азкаэллон показал тень эмоций: самую недолгую из улыбок.

— Ты выглядишь уверенным, — продолжил он. — Мерос, скажи мне, как ты узнал, что это будет так? — Азкаэлон кивнул на саркофаг. — Ты видел… нечто, пока дремал?

Мерос вспомнил видения о красных песках, золотом воителе и родиче, которого не знал. Его рука протянулась туда, где под плотью таилось прогеноидное генетическое семя.

— Мои собственные страхи воплотились, — наконец ответил он, — и теперь изгнаны навсегда.

— Так и должно быть, — сказал Азкаэллон, кивнув. — Отдыхай, Мерос, — он повернулся к Кассиилу и остальным. — Соберитесь с силами и готовьтесь к битве. В сей час мне пришли приказы примарха. ‘Гермия’ и тактическая группа Игнис встретятся с остальными кораблями нашего легиона.

— Какой флотилией? — спросил Сарга.

Страж не озарил его своим взором, — Со всеми. Весь легион собирается для битвы и новой славы.

Мерос нахмурился. Подобное собрание Сынов Сангвиния было почти беспрецедентным. Должно быть, дело великой важности, раз примарх собирает на войну их всех.

— Куда мы направляемся? — спросил апотекарий.

— Брат нашего повелителя, Магистр Войны Гор Луперкаль, дал нам задачу, исполнить которую могут лишь Кровавые Ангелы, — ответил Сангвинарный Страж. — Мы должны принести свет Империума мирам скопления Сигнус.

Люди всегда задают вопросы таким, как он.

Таково бремя великих воинов. Ветеранов. Капитанов. Бессмертных, хотя немногие звали его так в глаза. Воин не любил это слово, считая дурным предзнаменованием. Он предпочитал сам решать, когда бросить вызов судьбе.

Вопросы.

Обычно их задавали молодые новообращённые боевые братья, но иногда и закалённые войной сержанты, прославленные сыны других рот, даже других орденов. И всякий раз он терпеливо слушал. Таков был долг тех, кто занимал высокое положение. В конце концов, каждый командир должен быть учителем и наставником, а он поклялся вести их так, как вёл бы сам примарх Сангвиний: примером.

Самые храбрые, которые смотрели на стяги его великой роты и возможно мечтали о славе, спрашивали его: капитан, как ты потерял глаз?

Ах, старая рана. Кто забрал его глаз? «Я сам. Как если бы сам выколол его своим боевым ножом»