Харитон Мамбурин - Изгнанник на цепи

Ровно до тех пор, пока властелин страны не упрекнул его в неверном воспитании сына, что и привело к сложившейся ситуации, находимой венценосцем крайне неприятным явлением.

— Ваше Величество! — отчеканил вставший и выпрямившийся как струна мужчина, — При всем моем уважении, хочу заметить, что Алистер воспитан правильно — в единственном возможном для сына Древнего рода ключе! Если же вы имеете в виду, что он недостаточно… послушен, то я могу зачитать вслух каждый из присланных им отчетов, которые хором подтверждают ваши и мои наблюдатели!

— Я читал отчеты! — вспылил монарх, — Тебе нужно было создать инструмент, делающий ровно то, что ему было поручено! Не более!

— Это было невозможно!

— Огласите причины, сэр!

Замершие друг напротив друга мужчины замолчали, переводя дыхание и постепенно успокаиваясь. Затем, угрюмый остролицый человек в коричневом домашнем костюме из овечьей шерсти зажёг на простёртой вверх ладони неяркое белое пламя. Это был совсем небольшой шарик, размерами приблизительно в два раза меньше, чем тот, что используется в популярной среди средних и высших классов Лондона игре, называемой пинг-понг. Шарик пламенел безвредным белым светом и выглядел совершенно безобидным.

— Вот это, Ваше Величество, — с нажимом произнес Роберт Эмберхарт, — Вот это — лучшее, на что мы, я и вы лично, можем рассчитывать после смерти. Ядро, в котором находится Искра… может быть, пара волокон Плода, определяющих жалкие обрывки нашей памяти. Печальная участь, небытие и перерождение, вот наш с Вами посмертный удел. Мы растворимся в Реке, как делают это бесчисленные мириады душ… А вот это…

Шарик рывком вырос десятикратно. Окружающее его пламя стало ярче и активнее, начав немного резать глаза.

— …вот это есть мы сейчас, до момента трагической смерти, — продолжал своеобразную лекцию граф Роберт, — Плод. Все наши знания, память, характер. Мысли, планы, надежды и мечты. Всё, что есть я или вы. К чему я повторяю эту детскую лекцию? К тому, чтобы напомнить Вам, какая именно душа была нам нужна. Подобные требования сильно ограничили арсенал влияния, сир.

— Хочешь сказать, его нельзя было сломать? — едко выдохнул едва отнявший губы от стакана король.

— Здесь? На территории Англии? — насмешливо уставился на гостя Эмберхарт, заставляя венценосную особу что-то негодующе пробурчать в стакан с алкоголем.

— Ты мог отправить с ним контро… — нашедший выход в словесной баталии монарх был совсем непочтительно прерван своим вассалом, поднявшим руку в останавливающем жесте.

— Ваше Величество, предлагаю договорить потом, — с коротким полупоклоном попытался оправдать свой резкий жест лорд, — Алистер только что вошёл домой. Очень скоро он будет здесь. Нам необходимо… освежить атмосферу в кабинете.

После неохотного кивка своего гостя и повелителя, остроносый и смуглый человек решительным жестом распахнул высокое окно собственного кабинета, позволяя напоенному влагой штормовому ветру ворваться в тепло и уют прокуренного кабинета. Через несколько минут поверхность большого зеркала, стоящего у письменного стола, заволновалась, пропуская сквозь себя молодую копию Роберта Эмберхарта — высокого юношу, левую щеку которого украшали два больших пересекающихся шрама.

Молодой человек мрачно огляделся в поисках отца, но первым делом взгляд его карих глаз упал на сидящего у камина шатена, нацепившего на лицо расслабленную полуулыбку.

— Ваше Величество? — чуть неуверенно произнес юноша.

— Здравствуй, юный Эмберхарт, — ответил ему король, — Проходи, присаживайся. Нам втроем следует о многом поговорить…

Когда гладкая отражающая поверхность за моей спиной вновь застыла, став неотличимой от обычного зеркала, я сделал единственное, что мог, хотел и считал совершенно своевременным. А именно — с силой швырнул зажатый в руке чемодан в угол кабинета и разразился самыми черными проклятиями, что знал по обеим жизням. Богохульства и сквернословия отлично совмещались как с мыслями, бегающими как горящие хомяки, так и с хождением по кабинету.

Приличных слов у меня не было. Слит! Слит всухую! Эти два… человека, два существа, которых я большую часть своей сознательной жизни полагал основой своего будущего, работы и благополучия, буквально списали меня со всех счетов! Вместо оказания мне так необходимой в чужой стране поддержки, нужной мне для выполнения ими же поставленных задач , я просто выкинут как паршивый приблудный щенок! Наивность имя мне, а также глупость и бездарность! Не предвидеть подобное мог только натуральный пятнадцатилетний папенькин сынок, которым я, как считал ранее — никогда не был!

Из зеркала на меня свирепо смотрел худощавый и высокий смуглый тип с резкими чертами лица и длинным острым носом. Мне и так сложно было дать всего пятнадцать по внешнему виду, так еще и этот шрам… Шрамы. Глубокий «чистый» вертикальный разрез от меча убийцы, идущий от виска, пересекался с рваным горизонтальным, от уголка губ до самого уха. Получил я их почти одновременно, сначала поймав лицом и грудью брошенными в меня сюрикены, а спустя минуту — и удар коротким мечом. Не сказать, что об этом приключении я жалел, как и о полученных ранениях, но в данный момент, в душевном раздрае, внезапно пожелалось, чтобы отец все-таки разглядел ребенка в том, кого он…

— Сэр Алистер, с возвращением. Я услышал шум…

Слова принадлежали моему дворецкому, Чарльзу Уокеру, заглядывающему сейчас в кабинет. Высокий сухопарый англичанин имел невыразительное малоподвижное лицо и блеклые водянисто-голубые глаза. Уокер более всех ранее известных мне людей напоминал эталонного английского дворецкого, хотя эту работу он получил впервые у меня. Большую часть жизнь сей достойный джентльмен провел на юго-западе Европы, снабжая жителей мусульманского Халифата пулевыми и осколочными отверстиями в организмах. Этим Чарльз и зарабатывал на кусок хлеба с маслом своим детям, пока не решил сменить профессию на более мирную. С последним ему не особо повезло, так как заслуженному ветерану подсунули меня.

Не то чтобы я рвался навстречу приключениям, скорее наоборот. Но если ты четвертый сын могущественного лорда, то ты и ведешь себя как сын этого самого лорда, не взирая на номер в очередности наследования. А это вызывает определенную негативную реакцию у окружающих, которым куда как удобнее считать тебя никем.

— Мистер Уокер, будьте добры собрать в большом зале всех, кроме мистера Баркера, немедленно. У меня есть новости, не терпящие промедления.

— Как будет угодно, сэр.

Спустя пять минут все немногочисленные обитатели особняка уже стояли передо мной на отполированном до блеска паркете зала. Заложив руки за спину, я разглядывал их, понимая, что большую часть из присутствующих вполне вероятно вижу в последний раз.