Андрей Васильев - Тёмные пути

И так он это буднично произнес, так бытово, что я впервые за эту ночь испытал ужас. Страх был, не без того, но ужас – это нет. А тут прямо захотелось заорать в голос: «Просто убейте, только не терзайте».

Но – не заорал. Нет, дело не в личном героизме, просто подумалось о том, что им от этого сильно радостно станет, а для меня один хрен ничего не изменится. Они все равно сделают все то, что задумали, только тогда их победа будет полной. Коммерчески невыгодная сделка получается, как сказал бы отец. Им и смерть моя, и печень, и бонусом моральное удовлетворение. Перебор, однако.

– Привязывайте его, сыны, – велел Дормидонт, все это время внимательно смотревший на меня. – Начнем помаленьку. Ночь на исходе.

Ратмир и безымянный оборотень, тот, что вел машину тогда, когда меня похитили, подхватили меня под руки и повели к какой-то деревянной раскоряке, установленной неподалеку от костра и похожей на очень большую оконную раму. А шустрый народ эти оборотни, уже и устройство для казни соорудили. Или просто из сарая вытащили?

Держали они меня не слишком крепко, наверное, можно было бы попробовать вывернуться, убежать, но я не стал этого делать. Это, как ни странно, тоже демонстрация собственной слабости. Мы же все знаем, что свой шанс я упустил, а второго не будет. Ну а давать врагам повод для смеха я не собираюсь.

– Скажи, Хранитель, это ведь Пров тебе помог до станции добраться? – уточнил у меня вожак, пока его отпрыски мои руки к шершавым деревяшкам привязывали. – Он ведь?

– Понятия не имею, о ком ты говоришь, – отозвался я. – Мне просто повезло – сразу взял нужное направление. Ну и с тем, что вы мой след взять не смогли.

– Ври больше. – Дормидонт сплюнул. – Ох, я этому старому хрычу покажу, где раки зимуют.

– Еще раз – не знаю, о ком ты говоришь, но вряд ли ты что-то сделать успеешь. Тебя и твоих шавок перебьют куда раньше. День-два – и ваши тела сгорят вон в том доме. Кроме Михаила, этот, думаю, уцелеет, просто потому что про него никто не знает. И очень порадуется тому, что наконец-то от тебя, старый хрыч, освободился.

– Заткните ему рот, – попросила Любава. – Надоел мне этот урод до крайности.

– Не вздумайте, – запретил вожак. – Хочу слышать, как он орать станет, мне такое всегда нравилось. Привязали? Ну, тогда начнем.

– Отец, ты обещал! – Подскочил к нему Сашок и достал свой нож из ножен. – Первая кровь и первое мясо мои!

– Валяй, – недовольно буркнул старик. – Но глубоко не бери, ясно? И кровоточные каналы не задень, чтобы этот паршивец не сомлел раньше сроку!

– Ага, – обрадовался недомерок, подошел ко мне, с хрустом содрал с тела остатки рубахи, отбросил их в костер и задушевно спросил: – Ну, с чего начнем?

– Уши отрежь, – посоветовал Ратмир. – Я их на костре закопчу, они тогда хрусткими станут.

Сашок облизал губы красным длинным языком и поднес лезвие к моему лицу.

– А мне больше нравятся щеки, – задушевно сообщил он. – Всегда для начала добыче лицо обгладываю!

– А мне понравится, если ты в сторону от него отойдешь, – раздался уверенный мужской голос. – Простите за патетику или даже плагиат, но по-другому тут не скажешь.

Их было трое – двое мужчин и одна женщина, вернее, девушка. Они шли к нам, держа наизготовку помповые ружья, по-моему, «Бенелли». Впрочем, может, и не «Бенелли», тут я могу ошибаться.

Но одно мне стало понятно сразу – шансы на то, что я все же увижу сегодняшний рассвет, здорово подросли. Одного из троицы я знал, это был Павел. Ну а двое остальных, скорее всего, его коллеги.

– Вот и кавалерия, – хмыкнул я и глянул на озадаченного Сашка. – Нет, приятель, не есть тебе меня, вкусного.

Ну кто меня за язык тянул, а? Реакция оборотня на данные слова последовала почти моментально – он зарычал, причем совершенно по-звериному, из пальцев рук, как лезвия из рукояти выкидного ножа, выскочили толстенные и очень острые когти, да и лицо перестало напоминать человеческое, особенно зубы. Жуткое зрелище, надо признать. И самое главное – все это буднично как-то произошло, моментально. Не скажу, что я особо сильно верил голливудским лентам, в которых человек в волка перекидывается с криками, воплями, раздиранием одежды, обрастанием мехом и непременной луной за спиной, но все же подсознательно ждешь чего-то такого. А тут – раз – и все, был человек – стало невесть что. И это невесть что нацелилось мне своими когтями брюхо вспороть, между прочим.

Бахнул выстрел, и Сашок, моментально утративший свой жутковатый облик, покатился по траве, завывая на все лады. Майка на плече у него окрасилась кровью, причем то ли от отсвета костра, то ли по какой-то другой причине она была не красной и не багровой, а прямо-таки черной.

– Говорил ведь. – Укоризненно покачал головой Павел, передернув цевье. – Дормидонт, ты же понимаешь, что у нас в ружьях за патроны?

– Догадываюсь, – проворчал старик. – Вот только, дьяки, вам тут не место. Это мой дом. Моя земля. И я в своем праве, ясно? Хочу – милую того, кто против моей стаи пошел, хочу – казню.

– Так-то оно так, только этот человек на твою землю пришел не добром, – подал голос спутник Михеева. – Твои дети силой его сюда привезли.

– Зато после он двоих из них чуть не убил! – рявкнул вожак. – И тем самым нанес мне смертельную обиду, за которую я вправе с него виру требовать.

– Силен. – Глянул на меня Павел. – Чего, серьезно?

– Да его детей и ломом, похоже, не убьешь, – подал голос я. – Вон они, оба двое. Один рядом лежит, вторая на крылечке сидит. А еще они меня оскорбляли всяко и унижали путем втаптывания в грязь человеческого достоинства, потому и пришлось прибегать к насилию. Так-то я бы и не подумал ничего такого устраивать. Я же смирный, как теленок.

– Врет! – прорычал Ратмир, с ненавистью глянув на меня. – Это все ложь.

– Да? – возмутился я. – А если в тарелку с едой плюнут на твоих глазах, а после тебе ее протянут со словами «жри, скотина», то ты как отреагируешь? Не знаю, как у вас, оборотней, а у нас, людей, за подобные вещи убивают, если не физически, то хотя бы морально. Это вопрос самоуважения.

Дормидонт повернулся к нам и уставился на Сашка, который мигом перестал выть, хоть ему, похоже, было очень больно. Переглядки, впрочем, длились недолго – сначала Сашок отвел взгляд в сторону, а затем кивнул.

– Вот! – обличительно заявил я. – Потому, Павел, если тут и есть чье право, то только мое. Я с любой стороны пострадавшая сторона, которая имеет право требовать справедливости и возмездия. Меня похитили, всячески оскорбляли, а под конец съесть собрались. Вот этот пожилой товарищ собирался мою печень лично употребить в пищу. И не приди вы мне на помощь, то так и случилось бы.

– Плохи твои дела, Дормидонт, – как-то очень недобро произнес Павел, снова поднимая ружье. – Ой как плохи. Прав Хранитель кладов, с любой стороны ты крайним получаешься. Причем ты ведь сам это знаешь, верно?