Антон Текшин - Волшебство не вызывает привыкания — 3 [СИ]

Голос у него оказался хриплым и скрипучим, под стать отталкивающей внешности. А вот глава общался приятным баритоном, с характерным южнорусским выговором. Вроде бы внятный мужик. Главное — не наломать в общении с ним дров, как я сделал в своё время с Плотниковым.

— Итак, будем знакомы, Тимофей. Меня зовут Андрей Васильевич, и я — командир местного гарнизона. А это мой заместитель по особым вопросам Николай Ильич.

— Очень приятно. А вы правда настоящий атаман?

Ляпнул, и едва не треснул себя по лбу, видя, как посуровело лицо у начальника. Будь со мной старина Билли, он бы непременно мне поаплодировал за такое стремительное налаживание отношений.

— Если ты имеешь в виду, был ли я им до всего этого, то нет. Меня не выбирали на съезде. Что ты вообще знаешь про казаков? Только честно.

— Кроме того, что видел их на патрулях в городе? — принялся я судорожно припоминать. — Ну, как-то делали мы дизайн загородного участка одного вашего ростовского… коллеги. Помню, он везде носил китель с таким количеством медалей, как будто взял Берлин в одну каску, причём трижды.

— Понятно, — сквозь стиснутые зубы выдохнул Андрей Васильевич. — Что ж, такое имело место быть. Когда я встал у руля, то первым делом разогнал к чёртовой матери всех прихлебал, алкашей и клоунов, неспособных принять даже самое простейшее решение. На родословную мне плевать, у меня воюют все — бывшие менты, отставники, инкассаторы и даже бывший криминалитет. Я хочу верить, что мы стали ближе к царскому образцу, который был способен навести шороху в кратчайшие сроки, и при этом не забывал нужды простых людей. Бить по своим я бы никогда не стал.

— Что значит, бить? — переспросил я.

Мужчины переглянулись.

— А ты точно из наших будешь? — подозрительно прохрипел Терещенко.

— Самый, что ни на есть ваш, — активно закивал я. — Жил в Краснодаре, раньше… Просто ненадолго отбыл в другой мир. Не по своей воле, если что.

— Так, чую — разговор у нас будет очень интересный, — глава потушил сигарету в пепельнице и тут же достал из кисета новую. — Бить, это значит обстреливать СВОИ населённые пункты тактическими ракетами.

— Ядерными?!

— В том числе. Только никакого существенного выхлопа это не принесло. Даже радиоактивных осадков не случилось. Чернота все схавала и даже не подавилась. Хотя сейчас её рост не такой интенсивный, как в начале осени.

— Так, стоп. А какое сегодня число? — спросил я, холодея от догадки.

— Семнадцатое.

— Сентября?!

— Не попал, бери выше.

Я чуть не сверзился от стула. Столько времени потрачено впустую! Да, меня выплюнуло куда ближе к дому, а толку-то?!

Тем временем мужики понемногу теряли терпение. Пришлось им подробно выкладывать всё, как на духу. Само собой, некоторые моменты я нарочно опускал, иначе мой рассказ затянулся бы до самого вечера. О реабилитационном центре тоже упоминать не стал — и без того некоторые события напоминали бред сумасшедшего.

К счастью, самых неудобных вопросов мне удалось избежать. Если нижегородские приключения заинтересовали казаков слабо, то попадание в другой мир и встречу с божественной сущностью я пересказывал по нескольку раз. Андрей Васильевич оказался человеком верующим, и существование других богов его заметно покоробило. А его заместитель по особым вопросам постоянно пытался ловить меня на не состыковках, и нередко ему это удавалось. Ведь кое-что я сам объяснить был не в силах.

Общение растянулось на четыре с лишним часа, и только когда в моём желудке требовательно заурчало, надо мной решили сжалиться. Обед принесли, опять же, прямо в кабинет, и я едва не захлебнулся слюной от ароматов. Хотя особым разносолом станичники похвастаться не могли — пюре, да макароны, приправленные редкими вкраплениями мяса.

— Больно много ты ешь, — едко заметил Комиссар, глядя как я уплетаю третью порцию за обе щёки. — Как будто, не в себя…

— Думаешь, он порченный? — совершенно меня не стесняясь, спросил у него глава гарнизона и всего остального.

— Не знаю, личинка или нечто посерьёзней, но что-то в нём точно сидит. Читал отчёт Савельева?

— На перерождённых он вроде бы не похож…

— Кто знает, какую гадость он с собой мог к нам притащить.

— Если всё это правда, — заметил Донец.

— Про портал он точно не врёт, а на счёт остального… Нужно хорошенько подумать.

— Шолько не шадо меня жешь! — попросил я с набитым ртом. — Я не шарашный!

— Это мы проверим, — расплывчато пообещал Атаман. — Смотря что наш специалист скажет.

При слове «специалист» Терещенко едва заметно хекнул, но оставил язвительный комментарий при себе. Я тоже преисполнился скепсиса, когда увидел, кто это такой на самом деле.

Спустя несколько минут один из бойцов привёл с собой худенького светловолосого мальчика лет восьми. Тот скромно уселся на краешке стула, который ему был слишком велик, и уставился куда-то в пол. Никакого детского любопытства или игривости — ребёнок выглядел понуро и даже как-то болезненно.

Платон Бабенко.

Уровня у него, как у ребёнка, пока что не имелось.

— Любопытненько… — пробормотал я. — Это и есть ваш спец?

— Да, — кивнул Андрей Васильевч. — Сразу видно, что ты уже всякого успел насмотреться. Обычно люди удивляются или думают, что мы тут розыгрышами занимаемся.

— И что он умеет?

— Сейчас увидишь. Платон, посмотри на дядю.

Мальчик поднял на меня глаза, и я невольно оторопел. Зрачков у малыша не было — лишь светло-серая радужка, будто покрытая мыльной плёнкой. Он что, слепой? Но провожатый даже не держал его за руку, да и уселся «специалист» самостоятельно, чётко ориентируясь в пространстве. Завяжи мне глаза, я тут в кабинете половину мебели лбом и коленями пересчитаю.

— Дядя хороший, — уверенно произнёс мальчуган.

У меня отлегло от сердца, а то при взгляде этих странных глаз стало как-то не по себе. Мужчины же таким ответом явно не удовлетворились, и продолжили расспрашивать Платошу, обращаясь к нему, как ко взрослому.

— А у него внутри кто-то есть, посторонний?

— Был. Очень злой, вредный. Но его прогнали.

— Мне экзорцистка помогла, — пояснил я на всякий случай. — А то от этого голоса в голове совсем житья не было.

— Он не может вернуться в него обратно? — спросил Андрей Васильевич, наклонившись вперёд.

— Его уже нет. Дядя ищет дочку, переживает, что его дом разрушен. Он никого больше в себя не впустит.

— Да я как-то и до этого никого в себя не…

— Помолчи! — перебил меня Терещенко. — Что ещё ты видишь?

— Дяде очень плохо, он болеет.

— Больные столько не едят, — проворчал вредный Комиссар.

— Это букашки, они его заставляют.

— Чего?!

— Какие ещё б… — Донец запнулся, едва не вставив слово покрепче. — …Букашки?