Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

– Мы же здесь, – говорит ей Сайрус, почти касаясь губами уха, – просто стражи у входа в настоящий волшебный мир. Правила очень простые: кто сумел попасть к нам сюда из мира людей, имеет полное право следовать дальше. Мы обязаны пропустить. И мы пропускаем. Но некоторых, самых прекрасных, оставляем себе, чтобы наслаждаться вашим присутствием и вашими снами. А вам говорим, будто вы без нас растаете, пропадете. Врем, любовь моей жизни. Все мы врем.

Ну и правильно, – думает Александра. – И хорошо, что врете! Какое же счастье, что вы захотели меня здесь оставить! Никакого другого волшебного мира не надо, где ты, там и самый волшебный мир.

– Какая ты теплая, – шепчет Сайрус. – Как будто у тебя внутри только что родилась звезда. Такое счастье, что мы с тобой познакомились! Мне будет тебя не хватать. Но там, за порогом, в волшебном мире ждет такая восхитительная судьба, что грех тебя здесь удерживать. Я и не стану. А в знак благодарности замолви там за меня словечко. Так и скажи им: Сайрус устал караулить границу четыре тысячи лет. Возьмите его к себе, он красивый и умный. Не испортит ваш прекрасный волшебный мир.

Сайрус тихо смеется и добавляет:

– Я не испорчу, правда. Тебе за меня не придется краснеть.

Конечно, ты не испортишь, ты лучше всех в мире, – думает женщина, которая когда-то была Александрой, но больше не Александра, имя всегда исчезает прежде, чем носивший его человек.

– Тогда мы снова увидимся, любовь моей жизни, – шепчет ей Сайрус и обнимает так крепко, как только живой может обнять.

Сайрус обнимает ее даже тогда, когда обнимать уже становится нечего. И говорит в оставшуюся от нее пустоту: «Ничего себе, куда ты умчалась! В жизни такой красоты не видел. Вот это я понимаю, волшебный мир!»

Сайрус и правда сейчас удивлен, растерян и счастлив. При жизни совсем не умел быть счастливым, а теперь иногда получается – в те моменты, когда у него на глазах случаются чудеса. Ради этого, – думает Сайрус, – пожалуй, действительно имело смысл умереть в Элливале и в вечности навсегда застрять.

Вот как, как она это сделала? – думает Сайрус. – Обычная вроде девчонка, ничего за душой, ни ума, ни призвания, ни таланта, одни бредовые мечты о великой любви. И я поленился, не стал для нее ничего особенного придумывать, из всех своих утешительных баек для уходящих маркизов рассказал ей самую простенькую, про какой-то дурацкий волшебный мир. Что она мне поверила, это понятно: влюбленные девчонки верят в любую дурость, особенно если их предварительно подпоить. Но как из моей болтовни и ее доверчивости родилось такое восхитительное пространство, что мне самому теперь туда хочется, этого я никогда не пойму.

Наконец Сайрус поднимается и заходит в море по пояс, хотя сейчас хорошо бы нырнуть с головой. Но Сайрус держит себя в руках.

Если нырну, мне потом долго на поверхность выходить не захочется, останусь там, чего доброго, на неделю, а то и на месяц, кто меня знает. Уж точно не я! А мне сейчас, – думает Сайрус, – надолго нельзя пропадать.

Ощущая себя настоящим аскетом, каким даже при жизни не был, а после смерти – не стоит и говорить, Сайрус выходит из моря с несгибаемым намерением не пропасть на неделю и мгновенно обретает награду. Награду зовут Марина, она сидит на песке.

Марина – Старшая жрица Порога, это означает, что она не может быть недовольна поведением Сайруса или любого другого из мертвецов. Что бы ни сделали мертвые Элливаля, жрецы Порога расценивают их поступки как великое благо. Это их первостепенный долг. Поэтому Марина не глядит на Сайруса укоризненным взором, не вздыхает: «Жалко, такая была хорошая девочка», не предупреждает: «На тебя теперь все крепко рассердятся», не спрашивает: «Зачем?» А улыбается, достает из кармана сигару и говорит: «Я пришла для тебя покурить».

Проснулся от того, что утреннее солнце светило прямо в глаза, обнаружил, что все это время спал в одежде и даже в ботинках, кое-как, путаясь в шнурках, рукавах и штанинах, разделся, накрылся с головой одеялом и снова уснул так крепко, словно он был иссохшей землей пустыни, а сон – благодатной водой.

Второй раз проснулся от женского голоса, произнесшего деликатным шепотом: «Я тебе попить принесла». Не открывая глаз, приподнялся на локте, ухватил холодный гладкий стакан, выпил залпом что-то кисло-сладкое, солоноватое, ледяное – боже, как вовремя! – рухнул обратно, в сон, который был счастьем, и сам по себе, как отдых, и потому что прекрасное снилось, как будто он превратился в ветер, оставшись при этом вполне человеком, с мыслями и желаниями, даже на кого-то сердился, хоть и сам понимал, что ветру так не положено; словами не перескажешь, на то и сон.

В третий раз проснулся без каких-то внешних причин. Просто выспался наконец-то. Солнце в глаза уже не светило, небо было затянуто облаками, но ясно, что день – светло. Лежал на спине, бездумно таращился то в потолок, то в окно, за которым шумело море. Оно было совсем рядом, даже ближе, чем в пляжной хижине, где жили с Тони. Между домом и морем только узкая полоса песка.

Удивлялся – надо же, никакого похмелья! Хотя вчера примерно поллитра крепчайшей шарамбы выжрал, причем на голодный желудок, в последний раз еще дома, в Вильнюсе ел. Вспомнил напиток, который принесла какая-то женщина – это он, что ли, помог? Или от шарамбы вообще не бывает похмелья? Или – запоздало встревожился Эдо – похмелья не бывает у незваных теней? Только тогда наконец посмотрел на руки – нормальные, не прозрачные. Значит, Сайрус не врал. Зря, получается, подозревал, что Сайрус просто так его утешает, чтобы приятный вечер не портить. Чтобы бодро и весело, в хорошем настроении исчезал.

Встал – осторожно, приготовившись, что голова будет кружиться, не с похмелья, так от голода, один черт. Но ничего никуда не кружилось. Чувствовал себя даже как-то подозрительно хорошо.

Одежда, которую он стянул с себя в полусне и бросил на пол, теперь лежала аккуратно сложенная на стуле. На другом висели полотенце и банный халат. Одна из двух дверей была приоткрыта и явно вела в ванную или в душ. Как будто остановился в шикарном приморском отеле, – подумал Эдо. – Номер с видом на море, банные принадлежности, вот еще бы кофе в постель!

Но кофе в постель ему в этом отеле явно не полагался. Пришлось отправляться на поиски самому.

Пошел по коридору, который ночью спьяну показался ему запутанным лабиринтом, прямо, никуда не сворачивая, и сразу попал на веранду, где был накрыт стол. При виде еды совершенно потерял голову. Даже не стал задумываться, для кого ее приготовили. Для того, кто нашел!

Первый круассан проглотил, практически, не разжевывая. На второй положил три куска ветчины. Пока жевал, свободной рукой умудрился почистить два мандарина. Отправил их в рот целиком, не разделяя на дольки. И только тогда почувствовал, что уже вполне готов сесть за стол и спокойно поесть.