Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

Формат выступления был не особо удачный. Ну или напротив, удачный, с какой стороны посмотреть. Симон с ребятами играли в Центре Современного Искусства, в рамках не то открытия, не то закрытия выставки, этого Цвета не поняла, да и разбираться особо не стала. Какая разница, по какому поводу у Симона концерт. Плохо тут было, что мало сыграли, всего пару вещей, и слушать их пришлось не сидя в концертном зале, а стоя в выставочном, в толпе, среди каких-то странных конструкций, вероятно – если уж как-то сюда попали – абстрактных скульптур. Но для Цветы недостатки оказались скорее достоинствами. Потому что Симон есть Симон, за пятнадцать минут выступления душу из нее вынул. Так что, может, и хорошо, что недолго, для счастья вполне хватило, больше – был бы уже перебор. И что за спинами пришедших раньше и вставших поближе ей почти не было видно Симона и его музыкантов, тоже отлично. Духи духами, а все равно нам с Симоном, – думала Цвета, – лучше не смотреть друг другу в глаза.

Убежала, как только умолкла музыка. Все-таки трудно поверить, что старый друг тебя не узнает, хоть с ног до головы чудесными духами облейся и десяток париков нацепи. А сейчас она с ним говорить еще не была готова. Знала, что разревется. Но не как раньше от стыда и досады, что сама все испортила, и теперь никогда не будет играть с Симоном, а просто от счастья – что Симон и его музыканты есть. Ей больше не было ни обидно, ни завидно, а если и было – чуть-чуть, по привычке – это не имело значения. Нас, крутых музыкантов, должно быть много, – думала Цвета. – Чем больше, тем лучше. Везде, и дома, и на Другой Стороне. Им здесь, на самом деле, даже нужнее. Вон как лица у людей разглаживались, пока слушали. И глаза сияли. Как будто они тоже наши. Никакой разницы не было в тот момент. Вот о чем обязательно надо сказать Симону, – думала Цвета, пока бежала вприпрыжку к большой реке, не потому что спешила вернуться домой – не спешила! – а просто так, от избытка, как в детстве, ей сейчас очень нравилось не идти, а бежать.

Состав и пропорции:

водка – 50 мл;

лаймовый энергетический напиток

«Gatorade» – 150 мл;

чистый спирт – 30 мл;

лед.

Бокал «хайбол» наполнить кубиками льда. Поочередно налить все ингредиенты. Подавать с длинной соломинкой.

– Этот дом я сам когда-то построил, – сказал Сайрус, останавливаясь возле белоснежной одноэтажной виллы с крытой верандой. – Ну, строили-то каменщики и плотники, а я его заколдовал. Я тогда еще очень недолго был мертвым и колдовал почти как живой. Чего ты так смотришь? Не веришь, что мертвые тоже колдуют? Да, такое нечасто случается. И с немногими. Но я при жизни был, как теперь в школьных учебниках пишут, великим жрецом.

– Я никак не смотрю, – честно ответил Эдо, с трудом ворочая языком. – Смотрю – никак. Я нажрался с тобой, как школьник. Хуже, чем школьник. Шарамба эта ваша зеленая на голодный желудок – смертельный номер. Я сейчас прямо здесь упаду.

– Здесь лучше не падай, – посоветовал Сайрус. – Если что, я тебя, сам понимаешь, в дом не уволоку. Хотя бы поднимись на веранду, она уже территория дома. Но лично я бы на твоем месте постарался продержаться до комнаты, в постели лежать удобней, чем на полу. Пошли, я тебя провожу.

Эдо и правда был пьян так, что едва на ногах держался. Но это было какое-то странное опьянение, совершенно не похожее на то, к чему он привык. Легкость в теле невероятная, но совсем не веселая; впрочем, и не печальная. Никакая, как сигары для мертвецов. И мыслей в голове почти не осталось, а те, что были, не вызывали эмоций, хотя обычно, выпив больше, чем следует, он даже без особого повода испытывал бурю разнообразных чувств. А теперь равнодушно думал: «Я, наверное, все-таки таю, – и отвечал себе: – Ну и что?» Видимо, если перебрать шарамбы, спокойствие, которое наступает от первой рюмки, превращается в полное оцепенение. В лидокаиновый замогильный покой.

Ладно, по крайней мере, на ногах он пока стоял, не падал, хотя всю дорогу, пока шли через бесконечные пляжи, был уверен, что вот-вот упадет. Поднялся по ступенькам на веранду, зачем-то попытался их сосчитать. Досчитал до трех, потом то ли сбился, то ли просто ступеньки закончились, этого он не понял. Вошел за Сайрусом в дом. Придерживаясь за стену, побрел за ним по длинному темному коридору, ветвящемуся как лабиринт. Откуда-то из темного бокового прохода им навстречу вынырнула женщина со свечой. Посмотрела на Эдо, и лицо у нее стало такое испуганное, словно он был разбойником с окровавленным тесаком. А может быть не испуганное, а просто встревоженное. А может спокойное, или вообще не лицо. Или не было никакой женщины, она ему примерещилась. Приснилась, потому что он уснул на ходу.

Но женщина все-таки была. По крайней мере, Сайрус тоже ее увидел. Хотя, – вспомнил Эдо, – Сайрус что-то такое рассказывал, типа мертвецы умеют смотреть сны живых.

Ладно, неважно. Какая разница, была эта женщина, или нет. Факт, что Сайрус тоже ее заметил и сказал ей так ласково, словно они вчера поженились, и сейчас проживали свои лучшие совместные дни:

– Ты чего подскочила, Мариночка? Ничего не случилось. Я с гостем, он мне очень дорог. Ему надо поспать в нашем доме. И мне тоже надо, чтобы он здесь поспал, поэтому обсуждать тут нечего. Иди отдыхать, ни о чем не печалься. Я сам его провожу.

– Поняла, – ответила женщина со свечой. Сказала Эдо: – Добро пожаловать. Спасибо, что пришел в этот дом.

Тепло, сердечно сказала. Но по-прежнему выглядела встревоженной. И очень печальной, что бы там Сайрус ни говорил. Впрочем, возможно она только что задремала, а мы ее разбудили, – объяснил себе Эдо. – Спросонок многие выглядят так.

Женщина со свечой ушла, а Сайрус указал ему на ближайшую дверь.

– Это хорошая комната. Пусть пока будет твоей.

Эдо не стал разбираться, хорошая комната, или плохая. Главное, там была кровать. Он на нее сразу рухнул, не раздеваясь, даже не разуваясь. Почти провалился в сон, но усилием воли заставил себя сказать:

– Если я растаю во сне, не забудь попросить кого-то живого позвонить Ханне-Лоре. Ты же номер запомнил? И что надо ей передать? Пусть сочинит историю…

– Для твоего друга, я помню, – ответил Сайрус. И рассмеялся: – Как же ты меня задолбал! Уже шестой раз повторяешь одно и то же. Я теперь всю предстоящую вечность буду помнить, что надо придумать дурацкую байку для дурацкого Тони Куртейна. И совсем уж беспредельно дурацкий длинный номер телефона начальницы вашей нелепой полиции отпечатался в памяти навсегда. Причем ни за что пострадал же. Не нужна моя жертва! Сто раз уже тебе сказал человеческим голосом: в этом доме никто никогда никуда не исчезнет. Он специально для того и построен. Больше ни для чего.